– Нам нужно найти Мишу, – глухо обронил он. – Пойдем, Соня.
Нет, я не хочу смотреть, как она убивается горем. Не хочу смотреть на свое мертвое тело. Не хочу быть здесь. Почему вообще я вижу все это? Я мертв. Мне здесь не место.
С трудом, но мне удалось оторвать взгляд от этой горькой и печальной сцены. Мир моря и песка встретил меня пустой тишиной.
– Друг! Не умирай! – я знаю, кому принадлежит этот голос, но не мог ответить ему, потому что не в моих силах было что-либо изменить.
Тень накрыла меня, и я еще успел увидеть, как исполинская, немыслимая волна падает, рушится, вышибая меня из этого странного места, где алое море говорит со мной голосом Друга, и где мысли-слова принимают удивительные формы и образы. Где я не умер.
Целый мир – это точка. Нет, не так. Вся вселенная – это точка, не имеющая размеров, но бесконечно стремящаяся к абсолютному минимому. Тем не менее, эта точка растет и ширится в размерах, увеличивается в объеме. Или это я приближаюсь к ней? Не знаю… На короткий миг мне показалось, что я двигаюсь с сумасшедшей скоростью по тоннелю, не имеющему ни стен, ни границ. Я даже не пытаюсь смотреть по сторонам, прикипев взглядом-мыслью только к этой стремительно увеличивающейся точке. Вот уже целая вселенная вырастает из нее. Она с голодной жадностью хватает меня и втягивает в себя.
У меня нет глаз, чтобы прикрыть их веками. У меня нет рук, чтобы заткнуть уши. Звуки, запахи, цвета обрушились на меня одновременно. Будь у меня тело, я бы дернулся. Будь у меня голос, я бы закричал. Но у меня ничего нет. Я – Мысль. И это значит, что несмотря ни на что, я существую. Но я не хочу быть призраком. Тем не менее, жажда жизни во мне слишком сильна, и я не знаю, что лучше: исчезнуть или вот так существовать. Пока не знаю.
Я снова оказался в месте, где на полу в луже крови лежит мое тело. Краем сознания отметил, что в коридоре горит свет. Стены усеяны многочисленными оспинами пулевых отверстий. Ковролин на полу сильно обуглен, а местами его и вовсе нет. С каким-то болезненным любопытством изучаю свое тело. Удивляюсь количеству нанесенных ран. Кровь уже давно не бежит из них. Рядом уже нет ни Сони, ни Клауса. Но я слышу их голоса. Едва пожелав, я пришел в движение, устремившись в ту сторону. Дверь в пятьсот пятьдесят первую палату распахнута настежь. По привычке замер сбоку от нее. Прислушался к злым голосам внутри. Точнее, зол лишь один – Сонин.
– Бросайте оружие, – цедит девушка. – Вот тогда и поговорим.
– София, успокойся, – Учительница всегда зовет ее полным именем.
– Не нужно меня успокаивать! Оружие на пол!
– Я не собираюсь с тобой спорить. Если ты не готова к беседе, поговорим в следующий раз.
– Следующего раза не будет! Мы все решим здесь и сейчас!
– Я не буду тебя спрашивать. Просто уйду отсюда, – устало ответила ей Марина Яковлевна.
– Попробуйте, – Соня едва не шипит от ярости, – и мы посмотрим, успеете вы уйти, прежде чем я начну стрелять, или нет.
– Даже так?
– Даже так.
Молчание затягивалось, но Учительница все-таки уступила.
– Хорошо, что ты хочешь?
– Оружие на пол! – приказала Соня, и через миг я услышал приглушенный ковролином звук удара оружия о пол.
– Сядьте! – новая команда, и едва слышно скрипнули пружины больничной койки.
– Что дальше? Может быть, попрыгать на ноге? – зря она так.
В замкнутом помещении выстрел грохнул громко и очень звонко, и я, наплевав на все условности, ворвался внутрь. Первое, что увидел, – это испуганные глаза Марины Яковлевны. Их взгляд был прикован к дымящемуся стволу пистолета в руках Сони. И меня никто не заметил!
– Не злите меня! – злым голосом сказала девушка. – Вам смешно? Я спрашиваю, вам смешно?!
– Нет, не смешно, – Учительница постаралась ответить спокойно, но мне было видно, что она скрывала не раздражение, а страх.
– Миша, ты как? – спросила Соня моего друга, стоявшего у окна, но глаз с Марины Яковлевны не спустила.
– Я в порядке.
– Ладно, – Учительница сказала уже по-настоящему спокойным голосом, – поигрались, и хватит. Позови Максима, я хочу с ним поговорить.
С моего места, где я находился, было видно, как после этих слов глаза Сони наполнились влагой, и единственная слеза, блеснув в свете электрических ламп, скатилась по ее щеке.
– Ты позовешь его? – снова спросила женщина.
– Его нет, – наконец, выдавила девушка дрогнувшим голосом.
– Что значит нет? Тогда выйдите с ним на связь и вытяните сюда, – скрывая раздражение, произнесла Марина Яковлевна. – Я хочу с ним поговорить.
Соня вытерла свободной рукой щеку и глаза.
– Максима нет, – глухим голосом сказала она, – потому что он погиб.
– Что? – лицо Учительницы окаменело. – Что ты сказала?
– Я сказала, что Максим погиб! – девушка сорвалась на крик. – Его убили ваши твари, ваши проклятые твари! Своими ублюдочными тесаками изрубили его!
– Успокойся! – отрывисто бросила женщина. – Где он? Быстро показывай, где он!
Марина Яковлевна вскочила с кровати и в миг преодолела разделявшее их расстояние. Она не обратила внимания на пистолет, упершийся ей в грудь. Соня опустила его к бедру, продолжая держать Учительницу на прицеле, и коротко ответила:
– В коридоре.
Миша выбежал за дверь первым, за ним – Марина Яковлевна и Соня с Клаусом. Я последовал за ними, терзаемый смутной надеждой, что Учительница сможет что-нибудь придумать и излечить меня. Она уже осматривала тело на полу, пыталась нащупать пульс, оттягивала веки на каждом из глаз, светила в них крошечным фонариком, изучала раны на изрубленных хатисами плечах, руках, бедрах. Через минуту она опустила плечи и едва коснулась раны на шее, которую не видно было из-за наполнившей и свернувшейся в ней крови.
– Нет, – обронила она. – Слишком серьезные раны, и слишком много крови потеряно. Бесполезно…
Девушка, стоявшая рядом, так и держала в руке пистолет. Она подняла его и уперла стволом женщине в затылок.
– Соня! – Клаус аж вздрогнул.
– Я говорил, что нужно было помочь, – Миша смотрел на покойника. – Вы должны были отозвать своих тварей.
– Убийца, – прошептала Соня и нажала на спусковой крючок.
– Нет! – закричал я, и мне вторил Клаус.
Выстрел прогремел звонко, а его эхо еще несколько мгновений гуляло по коридорам.
– Соня! – Клаус успел ударить по руке девушки, и пистолет выпал из ослабевшей ладони, упал на пол.
Миша пораженно наблюдал за происходящим, не в силах вымолвить ни слова. Учительница медленно поднялась на ноги и также медленно повернулась к Соне. Лицо женщины было белым, как мел, и ни кровинки в нем не осталось.
– Полагаю, пришло время объясниться, – деревянным голосом произнесла она.
