Николай Полунин - Цербер

— Это то, что я тебе все пытаюсь объяснить. Я выключен, Батя. Для близкого окружения я здесь вроде бы как не существую. Им, если так можно выразиться, в голову не приходит интересоваться мной. Живет себе кто-то, и пусть, ячейка занята. И звуков никаких посторонних, я тебя уверяю, они не слышали.

— Как это? Зайти-то сюда может, кто захочет?

— Наверное, мало кто специально хочет. Теперь вот только началась… активность населения. Думаешь, я понимаю? Так и живу.

Павел, расправив плечи, встал во весь рост, глянул и плюнул вниз.

— Чего ты?

— А нечего нам тогда дурака валять. Я… и ты тоже. Раньше сказать не мог? Кто нас тогда подслушает и как в таком разе… Ну-ка…

Михаил присоединился к нему.

В проезде между домами показался автомобиль голубого цвета, притормозил, высадил человека у подъезда и скрылся.

— А этого дядечку я, кажется, помню, — сказал Павел. Мужчина в светлой тенниске вошел в подъезд. Михаил сверху рассмотрел только небольшую плешь.

— Живет такой здесь?

— Нет вроде.

— Тогда пошли, Братка, будешь впускать. Он из тех, кто хочет специально к тебе зайти, мы с ним вчера на ступеньках столкнулись, ты и говорил как с незнакомым, я приметил. И «Ниссан» этот в глубине двора торчал.

— Приметливый какой.

— Потому и жив до сих пор. Давай быстренько, а то что-то начинаю я минутки считать. Упадет минутка — ж… екает. А ты думал мне — с гуся вода?

Когда они обогнули Парк Победы и выехали на проспект, Елена Евгеньевна сказала, не открывая глаз:

— Не надо домой. Сверните там на Дорогомиловку. «Черт, сумочку забыла у него».

— Простите, Елена Евгеньевна, вас приказано доставить домой.

— Что? — От удивления она даже разжмурилась. Черный, как жук, Вадим — прав Миша, похож — сидел вполоборота и вежливо улыбался. Ей сделалось интересно: — Вы слышали, что я вам сказала?

— Елена Евгеньевна, поймите меня правильно…

— Дорогомиловская застава, — по буквам выговорила она. — Налево кругом, шагом марш выполнять. Или остановите машину, я выйду.

— Елена Евгеньевна, ну пожалуйста, не ставьте нас в нелепое положение… Мы вас доставим, а потом…

Она слегка прищурилась.

Двигатель заглох, «Жигули» клюнули носом. Блондин за рулем завертел ключ, терзая стартер. И тут в них влепились сзади. Елена Евгеньевна была готова, держалась за спинку перед собой, ее только дернуло, а Жука и Блондина швырнуло назад, а потом вперед. Продолжая движение, машина нагнала и «поцеловала» тормозящий у светофора «Фольксваген». Вежливый Вадим выругался.

Он полез из зажатой машины навстречу водителю «Фольксвагена» и второму — Елена Евгеньевна оглянулась, машина стояла в двух метрах — из черной «Волги» с крупным бело-сине-красным флажком на номерном знаке. Очень хорошо.

Блондин никак не мог оторваться от стартера. Елена Евгеньевна усмехнулась. Двигатель завелся. Она открыла свою дверцу.

— Елена Евгеньевна, куда вы?!

— Нет, ты стой! — поймал Вадима шофер с «Волги». — Ты мне ксиву свою не тычь, я те десять таких покажу! Машина знаешь чья?! Свои корочки знаешь куда себе засунь?!

«Голуба моя, ты допрыгалась», — подумала Елена Евгеньевна.

Перед ней, выскочив из потока, остановилось сразу несколько машин, но она выбрала нейтральные шашечки.

«Андрей с тебя с живой не слезет. Расточаешь таланты направо и налево. Пока по малости, но что-то дальше будет». — Она хихикнула, вспомнив выражение лица Блондина.

На месте она попросила таксиста подождать, и у того сразу сделалось кислое лицо. До этого он с интересом поглядывал в зеркальце. Когда сажал, подумалось: «С поздних едет. Ничего крошка, я бы тоже не отказался, если б забесплатно».

— Ох, Маринка, как хорошо, что ты дома. Слушай, заплати там за такси, внизу стоит, я выскочила — прямо без ничего…

Верная Маринка засуетилась, потащила Елену в комнаты, ухватила кошелек, побежала вниз.

Елена Евгеньевна прошла в ванную, села на краешек, пустила воду. В этом доме ей следовало быть только Еленой-первой, и она входила в роль. Подруга Маринка, обойденная собственной личной жизнью, принимала живейшее участие в чужих. За гостеприимство предстоит расплачиваться раскрытием души и поверкой семейных коллизий.

«Ничего, голуба моя, тебе это раньше даже нравилось в умеренных дозах, выдержишь и теперь. Господи, как бы я хотела, чтобы этой ночи не было совсем! Чтобы ничего не было бы. Это все сумасшествие — что он наговорил. Он просто шизофреник. И трус — подчинился… нет, постой, голуба, тут одно из двух: или подчинился и трус, но тогда никакое не сумасшествие, или сумасшествие, но тогда и подчиняться некому. Ох, да не знаю я, отстаньте вы от меня все! Миша, Мишенька, безумие мое…»

Квадратики кафеля поплыли пред нею, слились.

…В мельтешений стрелочек и пузырьков проскальзывали маленькие карикатурные вихри и смешно брызгали. Они поднимались беспорядочными стайками из глубины широко вогнутого поля и, достигнув его краев, становились рябью. Но если их упорядочить — вот так, то они станут превращаться в рябь, едва появляясь, и тогда все поле будет покрыто ими равномерно…

— Леля! — колотилась в дверь Маринка. — Леля, что у тебя там? Отзовись, Леля!

Елена Евгеньевна сильно вздрогнула, стряхивая сон, и не сразу поняла, где находится.

Ее окружал горячий влажный туман, сквозь который едва проглядывало пятно светильника. Ванна клокотала, шипела, белая вспененная вода превращалась в пар.

Несколькими словами успокоив Маринку через дверь, Елена Евгеньевна подождала, пока процесс унялся. Она никак не могла отделаться от картины, как сонная опрокидывается в кипяток и захлебывается им.

— Очень у тебя вода горячая, — проговорила она спокойно, впуская толстую Маринку.

— Зато зимой чуть теплая. Ну? Что ты? Откуда ты такая неживая? Фу, руки как лед. Опять твой Бусыгин заревновал? Говорила тебе, не ходи за пожилого, хоть он полковник, хоть генерал. Генералов нынче — завались… Ну, рассказывай!

— Ты что-нибудь понимаешь? — сказал Михаил, отдавая Павлу два листка, которые принес Зиновий Самуэлевич.

«Шеф! — говорилось в одном листке почерком Алика. Буквы прыгали, но Михаил мог поручиться, что писал он. — Я в гостях у родственников Боровского, которого мы навещали в последний раз. Они интересуются подробностями, я им, вы извините, рассказал, что знал. Сами понимаете. Они хотят поговорить с вами. Я на встрече буду. Мне здесь хорошо. Отнеситесь с пониманием, я вас прошу, к их просьбе.