Пилот ощутил его присутствие. Тимур понял это, когда холодный факел, которым казался чужой рассудок, испуганно полыхнул. Ему почудилось, что пилот вскрикнул, со всех сторон задёргались светящиеся нити… Это же… это его…
Тимур мысленно потянул за одну из них — и ощутил, как дёрнулась голова пилота… Нет, его голова! Он рванул за две другие нити — шевельнулись руки, — пустил их волной…
Пальцы сжались на рукояти управления.
Пилот — нет, Тимур! — вскрикнул, и вертолёт накренился.
* * *
— Да что с ним такое было?!
— Видели? Задёргался вдруг — и вертушка вниз.
— Может, падучая у парня? Или со страху…
— Жив он?
— Я откуда знаю, Боцман?
— Ну, шею ему пощупай или руку.
— Чё мне его щупать, вон уже Гадюка щупает!
— Мёртв, — тихо, с пришептыванием, произнёс третий голос после паузы. — Шею сломал.
— Ну и мутант с ним, всё равно не нужен больше. Ведь не нужен, командир? Прилетели?
Тимур увидел тёмный туннель. Он испугался, что каким-то образом его снова затягивает внутрь артефакта, хотя в глубине этого туннеля не было пятна света, только непроглядная ночь…
Туннель отодвинулся и стал широким стволом обреза-дробовика. Филин за шиворот поднял Тимура на колени, ствол уперся в лоб между бровями. Шелестела трава, рядом плескалась вода и кто-то стонал. Донёсся голос Жердя:
— Глядите, вроде лодочная станция тут?
Филин пронзительно глядел на Тимура, тёмное пламя плясало в больших выпуклых глазах.
— Шульга, одно из двух, — ровным голосом заговорил он, — ты сейчас рассказываешь мне про дорогу к «менталу» или я спускаю курок. Потом стреляю тех двоих, и мы уходим.
Тимур, скосив глаза влево, спросил:
— Здесь есть лодки?
— Боцман! — окликнул Филин.
После паузы тот ответил:
— Все разбиты, кроме одной. Эта ещё вроде годится.
— Надо плыть, — сказал Тимур. — Стас показал мне путь. Надо идти по воде или плыть. Между зарослями. Поворачивать…
— Говори!
— Чтобы ты убил меня?
— Говори! — Ствол сильнее вжался в кожу.
— Стреляй, — предложил Тимур. — Всё равно этот путь не описать. Стас мне его показал, и я только показать смогу.
Филин медлил, а тёмный огонь полыхал в его глазах.
— Командир… — неуверенно произнёс Жердь. Филин толкнул Тимура стволом, опрокинув на спину, повернулся:
— Все в лодку!
Тимур потрогал лоб, с которого стекала кровь, помассировал ноющее плечо, ощупал бока и встал.
Вертолёт лежал неподалеку, зарывшись кабиной в мокрую грязь на мелководье. Шелестел тростник, ходил волнами на ветру, между зарослями плескалась вода. Растафарыч и Вояка стояли на коленях, перед ними, подпрыгивая, с грозным видом прохаживался Жердь — в одной руке пистолет, в другой бутылка из тех, что любил швырять Огонёк.
Когда-то здесь текла широкая река, но теперь она превратилась в цепь мелких озер и болотец. В конце приземистого настила стояла будка с затянутым дырявым целлофаном окошком и вывороченной дверью; двумя рядами лежали притопленные лодки — только овалы бортов торчат над водой. Лучше всего сохранилась одна, привязанная в начале причала, — большая, с тупой кормой и узким длинным носом. В ней даже валялось весло, правда, со сломанным черенком, а на кормовой лавке лежал облезлый пробковый круг.
— Далеко плыть? — спросил стоящий в лодке Боцман. Тимур качнул головой и тут же пожалел об этом — шею прострелила боль.
— Может, час. Не меньше. Точно не знаю.
— Как это ты не знаешь? — тут же вскинулся Жердь. — Темнишь, Шульга!
Тимур молчал.
— Так что, командир? — спросил Боцман. — Может, грохнуть всех троих и назад?
— Или давайте я их подожгу! — предложил Жердь.
— Плывем, — сказал Филин.
* * *
Тимура посадили на носу, за ним на корточках пристроился Боцман, уперев в спину пленника ствол, дальше Филин, потом Растафарыч с Машкой, Гадюка и на корме — Жердь. Со словами: «Налегай, волосатый», он вручил Растафарычу обломок весла, и бывший водитель НИИЧАЗа стал грести.
Вода плескалась о борт, шелестел камыш. Повинуясь указаниям Тимура, Растафарыч несколько раз повернул лодку, пересёк большой участок воды, свободный от зарослей, и углубился в лабиринт мелких островков. Лодочный причал давно пропал из виду; посудина медленно плыла через протоки. В щели просачивалась вода, скоро под ногами захлюпало. Бледная Вояка, повесив веснушчатый нос и зажав руки между грязными исцарапанными коленями, понуро сидела у ног Растафарыча. Жердь на корме вдруг громко звякнул, прошептал: «Получилось!» — и все, кроме девушки, оглянулись. Бандит держал перед собой бутылёк с толстым горлышком, над которым поднималась шапка пены. Из неё постреливали крупные трескучие искры зелёного и синего цвета, ярко вспыхивали, разлетались во все стороны, как фейерверк, и с шипением падали в воду.
— Ну ты вконец охренел, длинный! — высказался Боцман. — Выбрось её!
— Зачем? — спросил Жердь, сияющими глазами пялясь на искры.
— А если взорвется щас?
— Бросай!
Гадюка, сидевший ближе других бандитов к корме, отклонился подальше от Жердя.
— А если оно в эту… реакцию с водой вступит? — спросил тот. — Ни за что не брошу! Это суперсмесь, мне Огонёк как-то рассказывал, что всё хотел её сделать… А у меня вышло! Я теперь… я теперь как он!
— Идиот ты теперь, а не как он, — начал Боцман, и тут бутыль выстрелила таким ярким снопом искр, что на воду и на дно лодки легли тени сидящих в ней людей.
Потом искры пропали, а пена потекла по бутылке на руку Жердя.
— Жжет! — Он поспешно поставил бутыль на дно и сунул кисть в натекшую сквозь щели воду. Та окрасилась в какие-то подозрительные радужные цвета. Пена почти исчезла, и Жердь заткнул горлышко пробкой.
— Это и горючка, и кислота! — объявил он гордо, надевая поверх пробки резиновый колпачок, который тоже достал из сумки. — Так Огонёк говорил. Она и взрывается, и жжет, как… как кислота, короче. Эй, это что такое?
Все оглянулись. Лодка плыла мимо широкой заводи, притаившейся между большим земляным островом и заваленной гниющими стеблями осоки песчаной косой. Вода в заводи напоминала ртуть и не плескалась, там вообще не было ни одной волны — она была как зеркало неправильной формы.
Боцман привстал, Растафарыч прекратил грести, поднявшая голову Вояка приоткрыла рот от удивления.
— У-ух… — протянул Жердь.
— Шульга! — позвал Филин. Не оборачиваясь, Тимур сказал:
— Ну?
— Что это такое?
— Не знаю. Мы уже в Могильнике, тут что угодно может быть.
Жердь уточнил:
