— Я имею в виду, у ваших спецслужб. Они взяли ее с ребенком и увезли. Скорее всего там решили, что оставлять их на свободе, даже под наблюдением, очень опасно.
— И что с ними собираются делать?
— Пока ничего. Насколько я знаю, с ребенком пока ничего не случилось. Они все еще продолжают его исследовать, но если он перестанет представлять для них хоть какой-то интерес, они просто уберут обоих. Слишком далеко все зашло. А если их ожидания оправдаются… боюсь, результат будет аналогичным.
— Уберут? Почему? Ведь это же их Проект!
— Во-первых, это был наш Проект, — холодно возразил незнакомец. — Ваши просто согласились сотрудничать. За определенные услуги, естественно. Вплоть до того, что мы выполняли черную работу по устранению неугодных. Тех, на кого они укажут пальцем. Они-то хотели заиметь новые технологии, но на это мы не пошли.
— Не пошли? А у вас они есть — эти самые технологии?
— Не ваше дело. Тот биологический материал, который они получали на руки по ходу Проекта, сам по себе представляет достаточную ценность. Ну и потом, монополия на Контакт… Послушайте, это не важно… единственное, что сейчас имеет значение, — это судьба Паниной.
— Почему? Она же одна из многих.
— Вот тут-то вы ошибаетесь. Она — одна-единственная. Ваши-то ее скорее всего убьют. И ребенка тоже. А ведь возможно, что срок метаморфоза просто отодвинулся — на первом этапе эксперимента такие дети и года не проживали. Может быть, именно он тоже оказался тем, одним-единственным… Нашей удачей… Нужно вытащить их оттуда. И вы мне нужны, Лукин. Вам придется пойти со мной. Собственно… для того я и ждал вас.
— Почему именно я?
— Вы сумеете убедить ее. Вам она поверит.
— Она уже никому не поверит, — горько сказал Павел.
— Вы — единственный, кто еще не успел ее предать. И вы сумеете говорить убедительно, потому что вы сами там были. Вы видели «окно». И знаете, все, что я говорю, — правда.
— Правда? Вся правда?
Тот помолчал. Наконец ответил:
— Большей частью, да.
— Большей частью?
— Никто в этой истории не расскажет вам всей правды, Лукин. Но мне вы можете верить.
— До какого-то предела…
— Верно. До какого-то предела. Большего я бы на вашем месте требовать не стал. Потому что…
Он вдруг замолк и бесшумно, одним движением поднялся на ноги.
— Там, за дверью, кто-то есть, — вполголоса сказал он.
* * *
Павел прислушался. Действительно, на лестничной площадке слышалась какая-то возня — такая осторожная, что уже одно это невольно вызывало подозрения.
— Это… за нами? — спросил он шепотом.
— Похоже на то, — так же тихо ответил незнакомец. — Видимо, дежурный не вышел на контакт вовремя, вот они и забеспокоились. Послушайте, вы бы лучше не путались у меня под ногами. Встаньте вон там, за шкафом, что ли… и не лезьте на рожон.
— А вы?
— Я сам с ними разберусь.
Павел счел за лучшее подчиниться. Но, уйдя с возможной линии огня, он вообще потерял возможность наблюдать, что происходит. Оставалось лишь прислушиваться: теперь под дверью раздавалось тихое звяканье — кто-то возился с замком.
— У них есть ключи?
— Да с вашим замком и без ключей можно управиться за две минуты, — ответил незнакомец, — с их-то опытом… Молчите и не мешайте.
В коридоре стало отчетливо светлее — дверь приоткрылась, но в нее тут же, заслоняя льющийся с лестничной площадки свет, протиснулась какая-то фигура. Павел осторожно выглянул из своего укрытия, но незнакомца уже в комнате не было — в коридоре послышалась негромкая возня, потом стук падающего тела. Павел ожидал выстрелов, но их не было. Глухие удары переместились — теперь они звучали уже за дверью, на лестничной площадке. Все происходило в полном молчании. Это даже не было похоже на драку — вообще ни на что не было похоже.
Потом входная дверь вновь стремительно приоткрылась. Павел замер, прижавшись к стене.
— Лукин? — раздался негромкий голос.
Павел вышел из своего укрытия.
— Пошли, — сказал ночной посетитель, — а то они сообразят что к чему и нас числом задавят. Или забросают гранатами со слезоточивым газом.
— Почему же они раньше этого не сделали? — спросил Павел, выходя в темный коридор. По пути он наткнулся на что-то мягкое, теплое и торопливо переступил через тело.
— Потому что они ждали вас, а не меня. А с вами, извините, кто угодно бы справился.
Лестничная площадка тоже была пуста, если не считать двух тел, распростертых на холодном кафеле.
«Господи, — подумал Павел, — когда он успел.
Тусклая лампочка осветила лицо незнакомца — даже если бы Павел не знал, с кем он имеет дело, он бы понял это сейчас.
Его собеседник был неуловимо, но явно похож на покойного Панина. И на того — второго….
— Шевелитесь, Лукин, — прошипел тот. — Вы что, заснули?
И они кинулись вниз по лестнице.
— У вас есть машина? — спросил на ходу Павел.
— У меня нет. А вот у них наверняка есть. Не пешком же они пришли.
Машина стояла во дворе, у подъезда. Она была пуста — видимо, шофер был один из тех, троих… Павел смотрел, как его новый знакомец открывает дверцу и достает из кармана ключи зажигания.
«Он еще и обыскать их успел», — мелькнула мысль.
— Садитесь, — пригласил тот. Видимо, он уловил секундное колебание Павла потому что сказал:
— Вы себя ведете так, будто у вас есть выбор. Не обольщайтесь.
Павел пожал плечами и сел на сиденье рядом с водителем. Машина выехала из двора и, покружив по прилегающим улочкам, выбралась на магистраль.
Какое-то время они ехали молча, потом Павел не выдержал.
— Откуда вы знаете, куда ехать? Откуда вы вообще знаете, куда ее увезли?
— Мы не настолько доверяем вам, чтобы полагаться только на официальную информацию.
— То есть у вас имеются…
— Вот именно.
— Но почему ФСБ или кто там этим всем занимается — вообще не поставили вас в известность? Ведь сотрудничаете — сами говорили.
Наблюдатель обернулся и недоуменно поглядел на него.
— Вы что, Лукин, совсем дурак? Что с того, что мы сотрудничаем? Если мальчик окажется тем самым ребенком, они наверняка захотят иметь его у себя на тот случай, если придется использовать его против нас.
— Значит, и они вам не доверяют?
— И неудивительно! Они ведь нас боятся.
«Да уж, — подумал Павел. — Я бы тоже на их месте боялся…»
— Надеетесь, что сможете вытащить их оттуда?
— Да, — согласился Наблюдатель, — разумеется. И желательно поскорее, пока с ними ничего не случилось.
— Ну и что вы с ними будете делать дальше? Заберете к себе?
— Нет, — его собеседник продолжал глядеть на дорогу, — это невозможно.
— Почему?
— Ну… просто невозможно.
— Тогда это тупик. Лизу с ребенком вновь увезут, и вы их уже не найдете.
Тот покачал головой.
— Мы предвидели что-то в этом роде. И подготовили путь к отступлению. Все, вплоть до фальшивых документов. Переправим Панину с ребенком в надежное место. Там они смогут начать новую жизнь. Как самые обычные люди. И никто их больше не потревожит. Придется, конечно, объяснить ей все, но, думаю, она и сама догадывается.
— И она согласится забыть обо всем? И жить как самый обычный человек?
— У нее нет другого выхода, — сухо сказал незнакомец.
— А ребенок? Что будет с ним? И кто он будет такой? Человек? Или нечто иное?
Его спутник впервые за весь разговор повернулся к Павлу и внимательно поглядел на него. Глаза у него были светлые и холодные.
— Лукин, — медленно ответил он, — если бы я знал…
* * *
Подполковник медицинской службы раздраженно зажег сигарету. Ему не нравился его собеседник. Они работали вместе уже четверть века; еще с тех пор, как подполковник, тогда еще-совсем юный лейтенант, был прикомандирован к ядерщикам. И все это время он испытывал глухое, неявное раздражение по отношению к своему партнеру из сопредельного ведомства. Должно быть, тот отлично знал об этом, но на его румяном лице ничего не отражалось. Раз несущественно для дела — значит, не существует вообще.
«Мне бы так», — подумал подполковник.
— Ну, что там? — спросил тот. — Вы продвинулись хоть немного?
— Панина не слишком-то дружелюбна, — сказал медик. — Но в остальном в полном порядке.
— А ребенок? Я заходил в бокс, поглядел на него. Он вроде тоже в порядке. Почему вы подняли такой шум? Сорвали меня с задания…
— Меня как раз и беспокоит, что он в порядке. Внешне. Если раньше, по крайней мере, мы сразу замечали эти перемены в них… А ведь все еще может обернуться иначе. Но вы же никогда не давали себе труда…
— Ладно, — прервал тот. — Это я уже слышал. Почему вы так разнервничались? Через ваши руки одиннадцать штук прошло — все как один. Кто у нас последним-то был?
