Значит, это его дом. Приподнявшись на локтях, Влада осмотрелась: кровать с шелковыми простынями, шкаф-купе и «плазма» под потолком. Двери деревянные, стены идеально ровные, украшенные картинами абстракционистов, и чутье подсказывало — оригиналами. Блин, круто живет товарищ Астрахан!
Или все-таки это не его дом? За ним охотятся, и приходить домой небезопасно. Тогда что это? Логово Момента? По стилю не подходит. Гостиница? Тоже не вариант. Что же это за место?..
Поднявшись, Влада ухватилась за спинку кровати — голова закружилась, — постояла немного и подошла к окну, за которым раскинулся сад: золотая листва облетела с деревьев и качалась на воде декоративного пруда. За облысевшими кустами просматривались огромные ворота, у которых толпились мужчины в кожанках. В руках у них были то ли стволы, то ли палки — издали не разобрать. И забор — высоченный, с колючкой — впечатлял.
Все-таки чей это дом? Неужели Ротмистрова? Но почему тогда она жива и что с Моментом и Астраханом? Влада толкнула дверь — заперта, чего и следовало ожидать. Окна тоже все заперты, стекла наверняка пуленепробиваемые, попытаешься разбить — сбегутся люди, так что лучше попробовать решить все мирным путем.
Постучав, Влада прижалась к стене, соображая, что делать: заломать того, кто придет, и допросить или вести себя тихо. Непонятно ведь даже, в плену она или в гостях. Если в плену, сейчас ввалятся мордовороты, с которыми все равно не справиться. А если в гостях — зачем ссориться?
Когда вошел невысокий вислощекий мужичок, похожий на французского бульдога, Влада стояла перед ним, разведя руки — дескать, вот она я, открыта и дружелюбно настроена. Мужичок пришел один, значит, не в плену и можно выдохнуть.
— Извините, — проговорила она вежливо, — скажите, пожалуйста, что случилось и где я нахожусь.
Мужик глянул снизу вверх и почесал в затылке.
— Э-э-э… м-м-м… — Не найдя ответа, он крикнул, отвернувшись: — Она проснулась! Чё дэлать? Спроси у Дона!
Что за Дон?.. Дон?! Неужели тот самый Тихий Дон? Влада потрясла головой, попятилась и села на единственный стул, полагая, что бред продолжается, просто он стал более логичным: сейчас и цыгане придут, и шаман с бубном нагрянет.
Но явился не шаман и не цыган — кавказец лет сорока пяти, среднего роста, изящный, в белой рубашке с накрахмаленным воротничком и запонками на манжетах, в черных брюках и тапочках, напоминающих туфли. Черные волосы были зачесаны назад волосок к волоску. Хозяин? Это и есть легендарный Дон?
— Доброе утро, Владислава по прозвищу Бестия, — проговорил он мягко, без акцента. — Было бы невежливо держать тебя здесь взаперти, так что приглашаю на чай. Или кофе?
— Для начала объясните мне, что происходит, почему я здесь, что со мной… Я чувствую себя странно.
Дон улыбнулся, обнажив безупречно белые зубы:
— Поверь, долго рассказывать, а беседу приятнее вести за чашкой чая. Или кофе. Или за рюмкой коньяка. Извини, что не представился. Мое настоящее имя тебе знать незачем, широкому кругу я знаком как Дон. — Повернувшись спиной, он зашагал из комнаты.
Владе ничего не оставалось, как последовать за ним. Дон добавил, не оборачиваясь:
— Они еще Тихим меня называют за глаза — думают, я не знаю.
Спустились по деревянной лестнице, миновали гостиную, заставленную горшками с пальмами. Стараясь скрыть недомогание, Влада хваталась за перила.
На диване сидели двое здоровенных мужиков. Завидев босса, они встали, но Дон махнул рукой, как припечатал, и мужики сели. Вислощекий, первый, кого встретила здесь Влада, шел за ней.
— Не волнуйся, — Дон говорил, по-прежнему не оборачиваясь, а Влада сверлила взглядом его спину, — с моими гостями принято обращаться хорошо.
Миновав гостиную, они вошли в огромную столовую, сверкающую хромом, с барной стойкой и коллекцией бутылок на витрине. Из соседней комнаты тотчас выскочил юноша в фартуке. Дон уселся за столик в углу, где рядом с тарелкой сладостей исходил паром чайник. Пахло мелиссой. Влада заняла стул напротив Дона, вытянула ноги и скрестила руки на груди. Она ощущала себя вонючим бомжом, жутко хотелось в душ, но надо же было понять, что происходит.
— Как долго я здесь и почему? Что со мной? Когда я могу уйти? Где мои спутники?
Дон прищурился, отхлебнул чай, и тут взвыла сирена.
— А это что? — не удержалась Влада. — Учения?
— Отвечаю по порядку. Ты сильно болела… нет, ты умирала, но я много слышал о твоем отце и потому не оставил его дочь в беде. А спутники твои… я посчитал, что они подозрительные и тебе здесь будет безопасней. Но с ними ничего не случилось.
— А тебе какая выгода с того, что я здесь? — Влада проглотила кусок пахлавы и налегла на другие сладости — аппетит проснулся волчий. — Только не надо петь, что захотел помочь хорошему человеку.
— У меня нет голоса, чтобы петь, — это раз. Два — не стоит мне «тыкать», девочка, — отрезал Дон и зыркнул исподлобья — аж мороз побежал от его взгляда и кусок встал поперек горла, после чего Влада решила, что надо быть повежливее. — Мне доложили, что некто Ротмистров, с которым твой отец хотел разорвать деловые отношения, организовал, не желая расставаться с поставщиком, операцию по его захвату. Нелегальную операцию. Теперь, чтобы замести следы, он желает избавиться от свидетелей, в числе которых ты и капитан Астрахан, ну и, само собой, твой отец. Если ты так настаиваешь на прямолинейности, то мой интерес — наладить контакты с Фиделем, а плохого человека Ротмистрова наказать. Или аргументы не кажутся тебе убедительными?
Влада поникла, вяло улыбаясь. Любая светлая идея тотчас попадает в лапы рвачей, которые превращают ее в дерьмо. Бывает вообще на свете иначе? Бывает, если на идее нельзя заработать, и она на фиг никому не нужна. Либо если закрыть глаза, не замечать дерьмо и убеждать себя, что всё в шоколаде. Влада не умела закрывать глаза — она такая растяпа с рождения. Еще в школе, когда драться научилась, любила защищать обиженных и искать правду. Доискалась.
— Да, и еще я бы на твоем месте не пренебрегал сотрудничеством, потому что доза биотина стоит дорого, и ты это знаешь. Желез много, но добывают из каждой миллиграммы…
Влада вздрогнула, вскинула голову, и Дон продолжил:
— Когда тебя привезли, ты умирала. Как тебя довели до такого состояния, не знаю, но если бы не биотин, мы бы здесь не разговаривали. И где эта твоя благотворительность? Кто бы тебе помог?
Тридцать молодых людей, которых спасла организация Влады, — разве этого не достаточно? Пусть себе жируют Ротмистровы и Доны, зато они с отцом помогли хоть кому-то! Только дети не боятся смерти. Живешь ты, молодой, полный сил, мечтаешь, любишь, но проходит совсем мало времени — и вот ты уже немощный старик, у тебя все болит, на тебя не взглянешь без слез. А потом — раз, и всё. И чернота. Ни неба, ни солнца, ни цветов весной. Они-то, конечно, останутся, но некому будет оценить их красоту, вдохнуть аромат. Люди тоже никуда не денутся, но они же — не ты. Тебя как человека, который все это оценивает, не станет. Справедливо? Нет. Это самое страшное, что может случиться, но поминать смерть не принято и не принято о ней думать, как не думают о неизбежности осени и зимы. Все циклично. Колесо Сансары. Теперь появился биотин. Биотин — это жизнь, и можно разорвать замкнутый круг, обмануть смерть.
