Отклика не было.
Вообще-то ни разу не вызывал я кого-либо по радиофону из корабля. Может, противорадиационная обшивка фонит?
Я вышел наружу, спустился по трапу и снова вызвал Розиту.
Отклика не было.
Ну, что делать? Повезу кровь сдавать. Медицинские лаборатории работают круглосуточно.
Когда идёшь куда-либо в вертолёте, положено доложиться. Диспетчер должен знать, где находится каждая машина и куда она идёт. Если идёт…
— Диспетчерская! Тарасов говорит. Иду в Город.
— Не поспалось тебе на корабле? — Армен явно усмехается там.
— Не поспалось, — соглашаюсь я. — Кровь дикарей стучит в моё сердце.
— Ты ещё помнишь «Тиля Уленшпигеля»?
— А почему бы и не помнить? Вечная книга!
— В Городе посади машину на восьмой квадрат. Она тогда сама отметится. Чтоб тебе не звонить…
— И тебя не будить?
— А что? Ты сейчас один в воздухе. На всей планете.
— Спокойной ночи!
— И тебе!
На крыше Города я опять запираю вертолёт необычным шифром. Чтоб не таскать с собой ранец. Чтоб спуститься на второй этаж налегке. Будто из квартиры вышел… Перед дверью лаборатории проверяю надписи на холодильничках: «Вождь Уйлу», «Охотник Сар». Нормально! Не перепутают! Анализы прошу отдать Лидии Тарасовой. Всё! Спокойной ночи!
И вот снова я на крыше и снова вызываю Розиту. Минуту, две, пять… Гудки падают в пустоту. Ведь где-то здесь она, подо мною. В одной из почти пятисот квартир. Может, заночевала у Бахрамов? Может, в студии уснула на диванчике? А что, если вдруг в больницу попала? С каким-нибудь прободным аппендицитом?
В моём тедре больницы нет. Но на вертолётной площадке висит список служебных номеров. Как раз под фонарём. Ищу приёмный покой. Набираю его номер на своём радиофоне — медленно, осторожно, чтоб не ткнуть пальцем не в ту кнопку. Ошибёшься — разбудишь человека. Ночь!.. Представляюсь, спрашиваю:
— Верхова в больницу не поступала?
— Нет.
— Спасибо.
Совсем недавно вот так же мамочка моя меня вызывала. Когда был в Нефти, с Розитой… А я отмалчивался. Теперь я — в тогдашнем положении мамочки.
А может, Розита в Нефть махнула? Говорила же, что там у неё дела, что выводит юную радиостудию на общий уровень…
Однако вызов отсюда доходит и в Нефть. Мама как раз отсюда вызывала, там прекрасно зуммерило.
И вообще: можно отсюда вызвать гостиничного портье и спросить, там ли Верхова. Так просто всё!.. И страшно от этой простоты. Ну, вызову, ну, спрошу, ну, получу «нет», — а потом что?
Где же она? Вернулась к Женьке? Метнулась к Веберу? С какого отчаяния? Неужели конец?
Что же делать сейчас? Что делать?
Сядь, Сандро, не спеши, подумай! Не пори горячку! От того, что ты сейчас сделаешь, многое будет потом зависеть. И долго! Не наломай дров! Не спеши! «Ты всегда был торопыгой!» — так мама говорит. Не будь торопыгой сейчас! Ещё не вечер… Жизнь не кончилась…
Недалеко от вертолётной площадки — открытое кафе. Столики, стулья, тенты… Пёстрый весёлый фонарик горит посреди поблёскивающих никелем автоматов с различными напитками, пирожными, пирожками, шариками мороженого и зефира. Никого нет. Ты один на крыше, Сандро. Никто не стоит над душой и не торопит. Сядь, подумай!
Оставаться в Городе бессмысленно. Ни до утра, ни даже на час. Сдал кровь — и никаких дел тут нет. Все твои дела теперь на Западном материке. Вот там их невпроворот. Только успевай! И за них с тебя спрос. Правда, не сейчас. Пока Женька председатель, фиг он с меня спросит! Но потом целый год его не будет. Спрос вернётся…
Значит, думать нужно прежде всего об этом. И всё подчинить этому. А не чему-нибудь другому. Не психовать!
Где Розита? С кем она? Ну, не всё ли равно, с кем? Если не с тобой — так не всё ли равно?
Не хочется думать об этом. Но думается. «Мы не вольны в течении наших мыслей так же, как и в обращении нашей крови». Эти слова великого древнего врача Галена мама повторяла много раз — с самого моего детства. И учила не стыдиться никаких мыслей. Хотя и предупреждала: не все мысли надо высказывать. Чем больше их при себе оставишь, тем богаче будешь. Если, конечно, не рвёшься в политические вожди и не стремишься к тому, чтобы твоя мысль непременно овладела народными массами.
Сейчас надо уходить на Западный материк. Там теперь твоё место, Сандро! Там, а не тут… Как уходить? Заправить вертолёт и уйти прямо с этой крыши? Но ведь там не включён пеленгатор. Ночь. Луны тут нет. Море везде одинаково. Береговые ориентиры и не видны и не известны. Маяков на планете пока не водится. Можно залететь чёрт знает куда.
Значит, прямо с крыши — отпадает.
Из Нефти можно дойти на ранце. Дорога знакомая. К тому времени и светать начнёт. При всём желании не собьёшься. В Нефти склад автоматизирован, кибер включается за секунду, и можно ночью получить всё, что твоей душе угодно. Вплоть до красок и карандашей для пещерной художницы Тили… Не говоря уж о новом охотничьем ноже, без которого там трудновато. В Нефти можно оставить вертолёт, перескочить на ранец, заглянуть в гостиницу и справиться, не затерялась ли там случайно Верхова. Мало шансов, конечно, почти что ничего — но хоть один-то есть? Вот пусть он и светит всю дорогу в Нефть, и незачем тревожить сейчас автоматически отключаемого на ночь кибера-портье. Прилечу — разбужу…
Из двух извечных российских вопросов — «Кто виноват?» и «Что делать?» — один, можно сказать, решён. Что сейчас делать, ясно. А уж кто виноват — разберусь в пути. Это не так срочно.
Поднимая вертолёт, надо сообщить диспетчеру. Но Армен Оганисян наверняка спит сейчас на своём боевом посту сном праведника. И пусть спит себе спокойно! Найдётся утром вертолёт — не в Городе, так в Нефти. А то пойдут вопросы — почему? зачем? И утром разговоры: Тарасов, мол, тут всю ночь болтался, как пьяный из кабака… Бесцельно, бессмысленно… Каждый ведь понимает всё по-своему. А истинной причины никто не знает и не узнает никогда. Одна Розита поймёт, в чём дело, когда услышит о моих ночных метаниях. Но и она, разумеется, никому ничего не объяснит. Спишут всё на странности моего характера. И, в конце концов, догадаются, что никому я за эту ночь никакого худа не сделал. И на том спасибо! Большего сейчас я сам с себя спросить не могу.
Итак — в вертолёт. И последнее «прости» перед его ступеньками: последний вызов. Минута, две, три… Хватит!
И вот кольцо Города уходит под ноги, и надвигаются тёмные леса, и впереди одна светящаяся точка — рудник. Ферма останется слева, она спит, и все коровы там спят, и все куры, гуси, утки, кто там ещё… А рудник не спит. Роботы на нём трудятся круглосуточно, и потому железа с марганцем нам хватает, и приличные ножи в Нефти я наверняка выбрать смогу. Из отечественной, так сказать, стали. Из местной.
