— Приходи ещё! Я всегда жду тебя.
— Приду! — обещаю я. — Берегите эти дуги! — Я показываю на мыслеприёмник. — Они ещё понадобятся.
Я открываю дверку машины, закидываю в неё пустой контейнер и решаю не трогать, не открывать контейнер с аккумуляторами от «Контура». На материке он не нужен — аккумуляторы наполовину сели. Мне они тоже пока ни к чему. Пусть подождут.
Через две минуты я уже в воздухе. А Фор и его семья стоят на холме, пока я не теряю их из виду.
42. Что может быть прекрасней уходящей любви?
День пролетел как одно мгновенье, впереди был вечер, а на Материке — про себя я впервые назвал его Центральным! — вечер уже наступил. Утих ли шторм на море?
— Диспетчерская! — Я нажал кнопку на пульте. — Диспетчерская! Отзовись!
— Диспетчер слушает.
Голос Армена. Значит, Резников отработал свою смену.
— Говорит Тарасов. Добрый вечер, Армен! Как там шторм? Утих?
— Давно. Я уж тебя не тревожил. Анатолий мне всё объяснил. Ты, похоже, забегался?
— Весь в мыле!
— Идёшь к нам? Или забирать машину?
— Иду. Включи, пожалуйста, пеленгатор на космодроме.
— Ты не в Город?
— В Город — потом. Сначала на корабль.
— Что-то зачастил ты на корабль…
— Там мой дом.
— А я думал, твой дом у Тушина.
Я промолчал. Обсуждать эту тему с кем-либо считал излишним. Подумалось, что сейчас Армен спросит о результатах моего полёта на север, во владения урумту. Раз уж Анатолий всё рассказал… Но Армен не спросил. Молодец! Чем меньше об этом знают, тем лучше.
Почти одновременно мы с ним сказали друг другу ставшее уже привычным «Ухр!» — и отключились. Я остался один — на целый материк и на целое море.
Поначалу я хотел идти вдоль правого берега Аки, который не знал. Ибо раньше всё летал над левым. Но потом сообразил, что минутки сейчас на меня не давят — может, впервые на Западном материке! — и я могу сделать небольшой крюк, чтобы посмотреть селение айкупов. Сейчас на это уйдут лишние минутки, а потом пришлось бы выложить целый день.
Крутанув чуть направо, на юго-восток, я оторвался от Аки и пошёл над лесами вполне субтропическими. Пальмы широколистные и пальмы остролистые — типа южноамериканской араукарии; золотистые полянки, заросшие редкими кактусами, громадные пышные одиночные деревья на полянках, вроде наших чинар, платанов или баобабов, сплошной зелёный покров местных джунглей, в котором не различишь деталей и сквозь который ничего не видно — всё это ползло под вертолётом непрерывным ковром самых различных зелёных оттенков.
В старой монографии о Поле Гогене, где выискивал я детали его жизни среди туземцев на острове Таити, вычитал когда-то, что художник различает в десятки раз больше цветовых оттенков, чем не художник. И одних только зелёных — чуть ли не полтора-два десятка. А моему глазу, наверное, больше семи зелёных не насчитать. Интересно, сколько зелёных оттенков видит Тили? Как вообще у неё с цветом? Пока что я видел только чёрный да белый… С композицией у неё нормально — справляется. Рисунок не рассыпается. Линия твёрдая — не мечется, как у меня, когда пытался рисовать… Привезти ей, что ли, из поездки набор хотя бы детских акварельных красок, фломастеров, цветных карандашей да бумагу для рисования? Таланты надо поддерживать! В «Малахите» это нам каждый день твердили…
Впереди слева мелькнули костры, и я понял, что вышел на айкупов почти точно. Чуть довернул налево и увидел хижины. Такие же, как у купов. И так же поставленные входами на восток. Чтобы солнышко пораньше будило… Хижин было много. Понадобилось дважды облететь селение, чтобы досчитать примерно до полусотни. Фотоаппарата наверняка в машине не имелось, и некогда было его искать, но не беда: спутник сфотографирует.
Селение стояло на высоком левом берегу притока Аки. Выше и ниже селения по берегу отлично просматривались естественные полянки, вполне пригодные для посадки вертолётов. Правый берег был низким, безлесым, и, видимо, на большое расстояние уходил под воду при разливах. А между правым и левым берегом торчал вытянутый по течению островок с чинарами-баобабами и временными шалашами. Совсем как у купов. Похоже, купы, вышедшие отсюда, искали у природы именно то, что видели и к чему привыкли в здешнем селении. И нашли! И от этого принципа их теперь не оторвёшь. По крайней мере, быстро…
Невольно вспомнилось, что две речушки пересёк я по пути сюда. Они текли параллельно Аке и впадать могли только в её приток, на котором и стояло селение айкупов. Наверняка южнее можно найти ещё такие же речушки. Все они создают оборонительные рубежи — вроде Кривого ручья у купов. За водными преградами, с островом в тылу, племя может чувствовать себя неплохо защищённым.
Айкупы, понятно, видели вертолёт впервые. Но реакция была сдержанная, как и у купов. Страха не обнаруживали. Может, потому, что шума не было? Или потому, что не чувствовали себя в чём-то виноватыми? Не чувствовали себя ворами?.. Стояли между хижинами спокойно, глядели вверх, возможно, что-то кричали. Да и я держался высоко.
А ещё через полчаса я шёл над утопающим в вечерних сумерках морем, оно постепенно тонуло в быстро надвигающейся темноте, убаюкивающе плескалось внизу белыми барашками волн и казалось скучным. Впереди был притихший корабль, встреча с Розитой, ещё одна ночь любви в звездолёте, неизменные её «…это потом. А сейчас…», и думать хотелось только про то, что будет скоро, вот-вот…
Давно известно: до середины пути человек думает о том, что осталось позади, а когда середина пройдена — о том, что ждёт впереди. Значит, прошёл я уже свою середину.
На космодроме я сообщил Армену о посадке и запер вертолёт необычным цифровым шифром, чтобы кто-нибудь случайно на нём не улетел. В машине остались ранец и анализы крови. Не хотелось тащить это в корабль на несколько часов.
На койке моей опять лежал прозрачный пакет с вычищенным и отглаженным костюмом, который снял я тут совсем недавно. Видно, хозяйственные роботы корабля не были перегружены. Оно и понятно: звездолёт почти опустел.
Только сейчас подметилось: костюмы кладут именно на мою койку, а не на койку Бируты. Старые программы не стёрты, не отредактированы. Для роботов Бирута ещё жива. Только костюмов её нет…
Опять я принял душ, отправил в переработку один костюм, надел другой и вызвал по корабельной связи Розиту.
Отклика не было. Ни через минуту, ни через две, ни через пять.
Тогда я вызвал её по личному радиофону. Где бы ни была она сейчас, везде должен был зуммерить её радиофон. По всему Материку. И даже по Западному и по Восточному, где нет сегодня ни одного землянина.
