Собравшиеся видели развалины промороженного, заваленного снегами города. Ни одного целого здания, каменная пустыня. Несколько человек залегли в руинах дома, готовят винтовки. Опять Вальтер фон Штауфеншутц увидел себя. Встав на колени, прислонившись к обломку стены, он мучительно пытался снять перчатку… откуда-то он знал, что не снимал перчатку с правой руки трое суток. У него не получалось, потому что перчатка примерзла. И тогда Вальтер фон Штауфеншутц, человек с лицом непогребенного трупа, стаскивает перчатку зубами. Стаскивает и просто выплевывает в снег, на каменное крошево обломков. Вместе с перчаткой падает вывалившийся из лунки зуб.
— К этому времени вы ничего не ели и не пили ничего горячего три дня, — мягко вставляет Менделеев.
А на экране страшная багрово-черная рука — часть скелета, обтянутая кожей, ложилась на мерзлый затвор. Прикосновение этой руки к железу само по себе вызывало у всех ощущение промозглого холода.
Лежащие в руинах начали стрелять. Опять зрители увидели все так, как видело изображение Вальтера: пригнувшиеся фигуры в чужих полушубках мелькают среди руин. Они припадают на колено, стреляют. Брызнула смешанная со льдом каменная крошка от стены. Вальтер задерживает дыхание, ведет стволом за одним из «полушубков». «Полушубок» останавливается, и Вальтер мягко тянет спуск. Дергаясь в конвульсиях, человек падает, на неровном полу его не видно.
А Вальтера, очень сильного мужчину двадцати семи лет, отбрасывает к стене. Ощущение застывшего во внутренностях льда смешивается с ощущением горячего пота на лбу и спине. Пот стекает на глаза, мешает видеть. Голове жарко, очень жарко! Вальтер судорожно рвет с головы пуховой женский платок, высовывается, снова целится по «полушубкам». Слева вскрик. Упавшего не видно, только рука торчит из-за завала камней, конвульсивно скребет по ледяно-каменной крошке. Вот и нет Василия, веселого русского однополчанина, люто ненавидевшего большевизм.
Как и в других случаях, Вальтер странно срастается с самим собой на этом возникшем прямо в воздухе «экране». Он знает, кто погиб. Он, сидящий в зале, переживал бы смерть намного острее. А тот Вальтер, умирающий в развалинах русского города, почти спокоен — слишком много потерь и смертей. Этот незнакомый, удивительный Вальтер уже принял как данность и свою собственную смерть. Вот он подается вперед, выносит тело с винтовкой из-за остатка стены. «Полушубки» бегут совсем близко. Вальтер стреляет, и опять его отбрасывает прочь. Убитый им красноармеец по инерции еще бежит, падает совсем близко, лицом вниз; вон торчит голова, с нее свалилась зимняя шапка. Хорошо им… у них зимние теплые шапки. Впрочем, это уже не имеет значения: Вальтер уже не чувствует ушей, их у него больше нет. Он подается вперед… И не успевает ничего сделать, чужая винтовка утыкается почти в его горло. Тяжелое дыхание красноармейца, тяжелый взгляд. Другие бегут мимо, крича и стреляя.
Еще один остановился, что-то кричит, изо рта идет длинный сноп пара. Стоящий рядом делает движение стволом: приказывает бросить винтовку. Винтовка примерзла: из раны на сгибе ладони выступила кровь, приморозила тело к затвору. И тогда Вальтер отрывает винтовку левой рукой. Даже в лице красноармейца что-то дрогнуло. Странно, но Вальтеру совсем не больно. Он встает… вернее, пытается встать, придерживаясь руками за стену. Встает… Ему теперь видны трупы. Везде трупы, в полушубках и в обрывках парок, с капюшонами поверх всего что угодно, — лишь бы тепло. Кого побежали догонять красноармейцы? Ведь никого не осталось.
Он стоит. «Императоры должны умирать стоя…» Откуда это? Римские императоры умирали стоя. Император Священной Римской империи германской нации, которому служил предок Вальтера триста лет назад, умер стоя. Он тоже хочет умереть стоя.
Какой-то звук все время давит на уши… Звук, помимо стрельбы, криков бегущих. А! Это орет второй красноармеец.
— Это он убил Васю! — кричит он с искаженным от бешенства лицом, делает жесты стволом. Первый возражает, что Вальтера надо отвести в плен, потому что он «важная птица». У этого первого спокойно-ненавидящее лицо — очень в духе всего ледяного, страшного места, где еще совсем недавно стоял город.
— Он убил Васю! Это он убил Васю! — истерически кричит красноармеец.
Вася? И этот русский тоже был Вася? Жаль, не видно его лица.
— Да… Это я убил Васю, — говорит фон Штауфеншутц. Говорит по-русски и сует руку в карман парки. Успеть бы… Голос у него трескучий, хриплый.
— Русский? — удивленно говорит первый.
— Нет… Русский был он…
Вальтер выбрасывает левую руку в сторону своего механика… Бывшего механика, конечно. Правой рукой он рвет гранату, хватает левой за кольцо… Он успел бы, но рука скользит, она почти не чувствует гранаты. Повторить движение Вальтер не успевает: оба русских начинают стрелять. Первый — не меняя спокойно-ненавидящего выражения. Второй истерично, с криком: «Это он убил Васю!» Вальтер рушится туда же, где несколько минут назад стоял на коленях. Жаль, не удалось умереть стоя.
— Да… Это я убил Васю… — пытается он произнести и даже этого не может: кровь толчками хлынула изо рта. Второй русский стреляет еще раз, с истеричным рыданием.
Изображение погасло.
— Вот так все и кончилось бы для вас, — грустно сказал Менделеев. У всех лица тоже стали очень грустные. — Это было бы на Волге, под Сталинградом. Там погибнет невероятное число людей… может быть, больше миллиона.
Вальтер нервно тер красное лицо.
— Кстати… — вынул трубку изо рта Вильгельм Гумбольдт, — эта красавица… Парижская дива… Она выйдет замуж как раз зимой сорок второго. После победы союзников она будет уверять, что спала с немецкими офицерами по заданию подпольщиков, выведывала у них военные секреты. Ей будут верить, и она проживет много лет. А вас она забудет года через два или три.
Помолчали.
— Интересно… А я, наверное, погибну в бою с Вальтером…
Петя постарался произнести это как можно хладнокровнее. Все замотали головами.
— Нет, Петя… Если бы вы не попали сюда, вы бы умерли значительно раньше Вальтера. Если бы вас не призвали, конечно. Вас же при кафедре оставляли?
— Оставляли.
Менделеев махнул рукой. Петя видит зал для защиты диссертаций, видит довольные лица членов счетной комиссии: защитился! Его поздравляют, жмут руки, смеются…
— Вы тоже сделаете свою карьеру, Петр Исаакович. Видите? Весна сорок первого года. Вы — кандидат наук и начинающий преподаватель. Сложность в том, что вы погибнете осенью этого же года.
Опять вспыхнуло изображение: множество людей, целый муравейник. Самый конец лета или ранняя осень, много желтых листьев на березах. Отсюда и до горизонта, мужчины и женщины, старые и молодые: все копают окопы. Многие с винтовками, заброшенными за спину, а у других ружья стоят, прислоненные к стволам деревьев. Но у всех лопаты, все копают. Все напряженно-веселые, усталые, злые. Окоп прорезает местность отсюда и до излома холма.
