Командующий не знал, что его противник уже начал манёвр.
Линкор «Нормурад» прибыл на соединение с флотом с патрульного дежурства в Дрездене. И новости о вступлении в контакт с новой дружественной расой до команды линкора доходили только в форме сводок, но не от высших офицеров Дойчланда, которые проводили конфиденциальные беседы с капитанами линкоров, после чего капитаны, а вскоре и основная масса команды становились нечеловечески лояльными к новым друзьям.
О «Нормураде» попросту забыли и не вспоминали до момента сбора сил Вторжения в Окраину. Бросок в неизведанное произошёл через минуту после прибытия линкора к месту стоянки флота. Линкор успел получить развёрнутую сводку новостей, но не успел принять на борт представителя Штаба Флота. И потому вся команда, начиная от капитана, к моменту начала атаки с большим трудом удерживалась в рамках дисциплины. Сообщение стало искрой, детонировавшей накопившееся непонимание обстановки. Запалом к детонации послужило другое понимание, которое из всей эскадры было только у команды «Нормурада».
Капитан линкора «Нормурад» любил исторические хроники. И команду подбирая соответствующую. Кают-компания линкора более всего напоминала библиотеку, которая часто превращалась в зал диспутов об истории Германки. Практически вся команда линкора достаточно хорошо знала историю нации, особенно историю войн.
Поэтому десять секунд после принятия трансляции на мостике царила тишина.
Потом командир осмотрел побледневшие лица офицеров, прокашлялся и отчеканил:
– Смена курса. Новый курс – 90–45 градусов к прежнему.
Секунду помедлив, он тихо добавил:
– Если кто-то желает принять командование, чтобы угробить «Нормурад» в столкновении с… русскими – прошу, господа.
Через несколько минут мостик пришёл в движение.
«Нормурад», замыкавший колонну, отвернул перпендикулярно и вверх, уходя от орудий корабля прикрытия.
Прорвавшись сквозь неплотный огонь канонерок, линкор начал сложный обходной манёвр, нацеленный на выход к стационарным вратам в систему.
«Нормурад» стал единственным уцелевшим линкором флота Дойчланда.
Как Гривз стал адмиралом Гамма Минор,
неделю спустя после атаки Призраков на Дамаскус
Три дюжины «Сетов», оставшихся от двух сотен ударной группы, выскальзывали из сфинктера врат и замирали, сканируя пространство.
Шок, охватывающий нилотов от увиденного, пронизывал и разбивал вдребезги усталость, навалившуюся после тяжелейшего двухчасового боя.
Все пространство вокруг входных врат и от них до опорной планеты Призраков искрилось облаками рассеянной энергии, остающейся от сожженных кораблей. Сама планета превратилась в облако пыли, переливающейся шнурами гигантских молний.
По противоположному останкам планеты вектору от врат дрейфовали искорёженные обломки десятков линкоров и сотен крейсеров. В паче обломков то и дело вспыхивали взрывы мин, которыми было плотно нашпиговано пространство в районе останков флота.
В полусотне километров от врат висел гигантский параллелепипед, покрытый сотнями оплавленных пятен торпедных попаданий. Поверхность крепости то и дело вспыхивала огоньками ремонтных аппаратов. Три десятка канонерок неизвестной конструкции, прикрывающие крепость, отстреливали мины, медленно дрейфующие к крепости со стороны поля обломков.
– О господи! – воскликнул кто-то из ударной группы.
– Мда-а-а, – подхватил Эйвон, – вот это нехило кто-то поразвлекался. Интересно, я его знаю или как?
– Вряд ли, – рассудительно заметила Марагаи.[84] Помолчав пару секунд, она добавила: – Значит, врата после нашего прорыва сохранили полную проницаемость. Флот перехвата просто не смог прорваться через оборону этой крепости, чья бы она ни была. Ни эскадра Призраков, ни флот Дойчланда. Но, чёрт подери, что они сделали с планетой? И как?
– А спроси! – весело бросил Эйвон. – Или давай я спрошу.
Марагаи что-то сдавленно прошипела, а потом милым голоском проворковала:
– Спасибо, Эйвон. Лучше давай я, как представитель флота Иденс.
Глубоко вздохнув, Марагаи переключила связь на общую волну и медленно протянула:
– Говорит коммандер Сил Безопасности Иденс Джунко Марагаи. Неизвестная…
– И хорошо, что неизвестная! – ворвался на внутреннюю частоту веселый голос. – Были б мы известны, нас бы тут встречали, а так мы, как татары нагрянули. В общем, здорово, люди добрые. С вами говорит Миша Коварнов, старпом этого корытца, которое вы никак не определите. И никак не определите, бо самоделка. Шо хочите-то?
Остатки ударной группы несколько секунд шокированно молчали. Молчание нарушил Эйвон, высказав понимание:
– Это чё? Они нашу внутреннюю частоту читают?
– Тьфу, господи. Что ж её не читать-то? – плаксиво протянул голос. – Если б хоть закодировано было путём, а то детский сад какой-то – двуполосное ассоциативное кодирование без путающих хвостов.
– Э-э-э… – протянула Марагаи, привлекая внимание, – мистер Ко…
– Джуни, лапушка, – ласково протянул Коварнов, – мистерами бушь называть либертосов, равно как херами – рылнландцев, и санами – кипонцев. А меня архиубедительно прошу именовать просто по имени – Миша. Для остальных – Михаил Эдуардович.
– То есть как – детский сад?! – возмущённо промычал Эйвон.
– Эйвон, заткнись! – рявкнула Марагаи и, без паузы перейдя на вежливый тон, задушевно протянула: – Миша, а ты – русский?
– Дык да, сестрёнка, – промурлыкал Коварнов. – А то, понимаешь, собрали пятый интернационал, а про славян забыли.
– А-а-а-а… – прохрипел кто-то из ударной группы. Остальные окунулись в пучину настороженного непонимающего молчания.
– А кто такие русские? – буркнул Эйвон.
– Ух ты! – восторженно воскликнула Марагаи. – А откуда вы взялись?
Её руки порхали по клавиатуре борма, настраивая дальнюю связь с «Ирисом». Связь сбоила – генератор связи не справлялся с дистанцией, на которую забрался флот.
– А это вам старшой расскажет, ежели захочет. А пока нефиг на пороге болтаться. Сейчас туды минное облако додрейфует. Давайте-ка к нам под бочок в чистую зону. Кстати, лапа, тебе помочь?
– С чем? – рассеянно спросила Марагаи, судорожно пытаясь сообразить, как настроить приват-связь с президентом.
– А с этим… запаролить канал на японские символы – это вы хитро придумали.
Марагаи замерла. Потом покосилась на экран, транслировавший дубль видеоканала с её камеры. Её лицо, стремительно побелевшее от осознания, что собеседник роется в совершенно секретном канале, начала заливать краска стыда, оттого что она не смогла сохранить лицо.
