гнева, выругался и пнул гусеницу стоявшего рядом гусеничного транспортёра модели «Гиена». В его надёжно защищённом бронёй кузове пехотинцам предстояло выдвигаться на рубеж атаки спустя какую-то дюжину минут.
К превеликому удивлению присутствующих, трак обломался: на землю рухнул кусок того, что ещё мгновение назад казалось доброй сталью. Поражённый Глайнис выругался и постучал по броне, намереваясь сообщить экипажу о повреждении. Результат оказался не менее потрясающим, чем в первый раз: на сей раз кулак Глайниса пробил дыру в бронедверце. Оттуда на изумлённых пехотинцев смотрели испуганные глаза механика-водителя.
– Капрал Глайнис, это вы… – Челюсть Хиггена отвисла; он был уверен, что случившееся объясняется сверхъестественной физической силой командира отделения. Последний, однако, придерживался прямо противоположного мнения. – Кретин! Что-то случилось с железом!
Солдаты начали лихорадочно проверять своё вооружение. По счастью, винтовки находились в рабочем состоянии: несколько раздавшихся почти тотчас же выстрелов показали, что они вполне исправны. Предположение, высказанное Хиггеном, стало казаться более чем убедительным; Дортег, решив, наконец, доказать, что вредитель и замаскированный фомор – это Глайнис, изо всех сил пнул опорный каток бронетранспортёра. Вопреки его ожиданиям, тот развалился на части.
– Что же случилось? – Недоумённо разведя руками, великан обратился к окружающим. Глайнис начал проклинать его на чём свет стоит. Растолкав своих солдат и поспешно покинувших ставшую небезопасной машину членов экипажа, он подбежал к ещё одному, стоявшему неподалёку, бронетранспортёру. Раздавшиеся почти тотчас же поражённые крики оповестили о том, что странная эпидемия распространяется и на этот образчик бронетехники.
Глайнис вскоре вернулся, сопровождаемый проклятьями.
– Радио! Немедленно включи радио! Нужно отменить наступление! – Стрелок-радист лишь отрицательно мотал головой. – Нельзя! Нельзя, режим радиомолчания…
Его протесты утихли, столкнувшись с суровой военной действительностью, смотревшей на него из дула револьвера капрала Глайниса. Забравшись обратно в буквально разваливавшийся на глазах бронетранспортёр, он включил радиостанцию. Вернее сказать: попытался включить. Прибор, жалобно пискнув, подмигнул одной из своих многочисленных лампочек и потух. Все попытки выжать из него хоть что-нибудь оказались безрезультатными.
– Ну что же, это уже кое-что – Глайнис удовлетворённо потирал руки. – Хрупкими стали лишь те стальные элементы, что находились ночью на открытой местности. Наверняка, противник применил какой-то новый тип оружия…
– Да, действительно. Пожалуй, ты прав, – неожиданно согласился механик-водитель. – Ночью здесь как будто прошла гроза, только без снега и дождя – таких молний я ещё никогда не видел…
– И ты не сказал? – Глайнис начал взводить курок. – Я не думал, что это важно…
– Из-за тебя может сорваться операция, вся война, черт бы тебя побрал! Сколько людей сейчас погибнет, потому что ты думал, будто это «не важно» …
Дуло револьвера тряслось как безумное; казалось, ещё чуть-чуть, и Глайнис окончательно сорвётся. Норс вдруг сообразил: есть аргумент, который убедит Глайниса и спасёт жизнь одному, пусть и бестолковому, человеку.
– Капрал Глайнис! – Взгляд, содержащий столько ненависти, что смог бы убить животное помельче, уставился на Норса. – Не только наш бронетранспортёр стоял ночью в этой ложбине. Здесь есть офицеры-танкисты…
Гнев Глайниса начал остывать. Его рука с револьвером опустилась. Наконец, он потряс головой, словно пытаясь собраться с мыслями.
– Хорошо. – Командир отделения, похоже, окончательно пришёл в себя. – Возможно, пострадали не все машины; даже может так оказаться, что большая их часть на ходу. В любом случае, мы будем вынуждены выдвигаться на исходные позиции пешим порядком и атаковать в развёрнутых цепях…
Глайнис вдруг умолк и, приказав подготовиться к маршу, затрусил туда, где, по его мнению, находился командир роты.
– За инструкциями, – презрительно сказал Хигген.
– Армия стоит на дисциплине, хотя нетрудно увидеть в дисциплине нечто, совершенно обратное разуму.
Слова Норса содержали очевидную правду. Правду обидную и вместе с тем бесполезную.
Ведь им придётся выполнить все дурацкие и самоубийственные приказы.
Глайнис вернулся так же быстро, как и исчез. Уже на бегу он подавал жесты, со всей очевидностью дававшие понять: наступление состоится. Судя по его радостной улыбке, можно было предположить, что столь милая сердцу всякого военного техника вышла из строя далеко не повсюду. Это подтверждал и рёв моторов, то и дело благополучно заводившихся то тут, то там. Всё же многие из танков и бронетранспортёров, пребывавших в поле зрения – а в этой ложбине находилось не менее одного мотопехотного батальона с частями усиления, – оказались неспособны сдвинуться с места, либо, проехав несколько шагов, начинали разламываться на куски. Норс прикинул: из строя вышла почти треть бронетехники.
– Всё-таки у нас есть танки! – Глайнис махнул рукой в северном направлении, где виднелись угловатые гусеничные машины, вооружённые трёхдюймовыми пушками в куполовидных башнях. – Вперёд, бравые солдаты, нам придётся выйти пораньше.
– Танки, вперёд! – Звонкий, исполненный такого же усердного служебного рвения и радости, которую иначе как глупой назвать не получалось, голос принадлежал одному из офицеров-танкистов. Наполовину высунувшись из люка, он указывал в северном направлении зажатым в руке флажком.
В воздух взмыла сигнальная ракета, подтверждая приказ, положивший начало наступлению. Норс болезненно застонал – впрочем, этот звук, к которому присоединился хор остальных солдат его отделения, отнюдь не разделявших оптимизма командного состава, так никто и не услышал.
Многоголосый гром, прокатившийся где-то вдалеке за их спинами, на долгое время стал господствующей «музыкой» в эфире. То были первые залпы артиллерийской подготовки, в которой, если верить тексту приказа, участвовало более гросса 90 пушек и гаубиц, не считая миномётов.
Тяжёлый, давящий на слух, гул, послышавшийся откуда-то сверху, свидетельствовал о том, что в небе над ними пролетают тяжёлые бомбардировщики айлестерских военно-воздушных сил. Эти четырёхмоторные гиганты изготовились обрушить на врага около гросса тонн обычных бомб, не считая одного новейшего изделия, способного, как утверждали, оставить от ДПФ лишь горстку пепла.
Королевство Айлестер стояло на пороге великой победы.
Норс, однако, шагая по мёрзлой земле в самой середине их маленькой колонны, никак не мог избавиться от беспокоящего ощущения, что им угрожает некая ужасная опасность, источник которой находится за пределами его понимания. Что-то, что упустили из виду, что-то, связанное с текстом приказа. Там много говорилось об этом «оружии совершенно невиданной мощи, которое способно само по себе покончить с противником или же нанести ему ущерб, который многократно облегчит достижение победы». Как он ни ломал голову, ответ, лежавший, казалось бы, на поверхности, не приходил.
Норс пожалел, что нельзя закурить, и спрятал одеревеневшие от холода ладони в карманы.
Наконец, когда Глайнис, сверившись с часами, приказал им залечь и плотно закрыть глаза, Норс понял, что момент применения супер-оружия настал. Зажмурившись, он уткнулся лицом в кочковатую, обледеневшую землю. Сперва Норс не ощущал ничего, кроме холода, исходящего от стылой глины и пронизывающего, казалось, насквозь; вторым, удивительным образом конфликтующим
