спрашивает.
Наконец, Коста остановил выбор на простом, надежном, но очень качественном красителе. Проверенном, который, он уверен был точно, прослужит не один десяток зим под палящим светом светила. Да, не такой яркий и не такой красивый по глубине оттенка, и переливаться будет не так, искрясь частицами золота, но это то, что мог себе позволить. Лучшее из возможного, что он мог купить на заработанные деньги.
— И вот эти кисти… Покажите вот эту «девятую» и «вторую»…
— Я бы рекомендовал «третью», господин, если вы никогда не писали доски, работать «второй» будет…
— Вторую, — перебил Коста твердо.
Он работал. Он писал. И он точно знает, почему для его руки «третья» не лучший выбор, проведя столько времени на сходнях Мирии.
— Как пожелает, господин…
Основу для доски он выбрал самую простую, без покрытия. Решив, что Наставница пустит его в свою драгоценную лабораторию и он смешает и приготовить грунт и закрепитель, как они не раз варили с Мастером Хо — с этим он справится, не стоит тратить деньги. Большой весовой наперсток самой недорогой краски, и одна кисть. Пять фениксов — ровно столько стоил его заказ.
— Господин должен знать, что нужно время для подготовки и смешивания красителя. Оставьте предварительную плату — один золотой. Аванс не возвращается в случае отказа. Забрать заказ можно будет завтра.
Коста кивнул и выложил один кругляш из кармана.
— Ох, молодой господин, пожалуйста не трогайте… — Подскочил Помощник, видев, что заскучавший Миу опять направился к стеллажам. — Лучше изучите вот это… Юного господина интересует живопись и каллиграфия, верно? Мастер Ван — лучший каллиграф во всех пределах открывает этой зимой Южную школу истинной каллиграфии… Вот свитки, здесь указан подробный план, программа, плата за обучение и возможность сдать экзамен, получив звание сначала младшего писаря, а в дальнейшем и Мастера, — Помощник гордо показал свою печать.
— Мастер Ван лучший во всех пределах? — Округлил глаза Миу, выхватив свитки из рук.
— Лучший, — твердо произнес Помощник старика Вана.
Коста только скептически приподнял бровь.
Глаза у Миу вспыхнули и загорелись разом, как только он просмотрел, даже не прочел полностью программу обучения.
— Я хочу, я хочу, как записаться?
Помощник оказался не готов к такому напору, но нашел выход:
— Вам нужно подрасти, юный господин, поставить руку и тренироваться, до тех пор, пока вам не исполнится четырнадцать, мы принимаем…
— Я уже умею! Я могу! Я хорошо пишу и даже рисую! Син, скажи ему!
— Даже так, юный господин, нужно сдать проходной экзамен и…
— Так давайте я сдам, прямо сейчас! — Напор Миу было не остановить. — Вот кисти, тушь и свитки — всё есть. Проверьте меня!
— Юный господин, вы не готовы…
— Проверьте, немедленно! — Голос Миу стал властным и требовательным, мягкие нотки пропали, и сразу вперед шагнул один из сопровождающих — Дан и сделал знак Помощнику — «выполнять».
Ученик Мастера Вана неохотно повиновался. Разложил на пустом столе пергаменты, тушь, и кисти, и кивнул:
— Хорошо, как пожелает юный господин. Вот тушь и кисти. Начертайте знак «Кай» — вечность, — мягко попросил помощник.
Коста приподнял бровь и шумно выдохнул — задача явно невыполнимая для маленького Миу, это понимал даже он. Один из самых сложных символов, более двенадцати штрихов на горизонте, три касательных, и потом ещё нужно замкнуть в единый знак. Помощник Вана решил посмеяться над ребенком, заранее поставив невыполнимую задачу.
Миу принялся с рвением, пыхтел, старался, но ошибся уже в первых трех штрихах.
— Готово.
Рисунок был детским. Уровень каллиграфии допустимо-сносным, чтобы это было можно прочесть, но недопустимо-небрежным, если речь шла об обучении каллиграфии.
Миу пододвинул пергамент.
— Посмотрите, Мастер. Я достоин учиться в вашей Школе?
В глазах Миу светилась надежда и ожидание.
Помощник развернул к себе рисунок — и в его глазах отчетливо сверкнула насмешка и презрение, смешанное с превосходством. Но так быстро, не наблюдай Коста внимательно — ничего не увидел бы. Мастер прекрасно владел лицом. Но… он — увидел.
Потому что слишком часто на него самого тоже смотрели именно так — сверху вниз. В таких же лавках, которые ломились от товаров и драгоценных пергаментов, но ему это было не по карману. В отличие от Миу он умел писать, но не имел денег. Миу — имел фениксы, но не владел мастерством. Но презрение — было одинаковым.
Вы — не тот, кто может себе это позволить — вот что говорило выражение лица Помощника. Вы — недостойны.
— Юный господин, эта… работа… хорошо выполнена, но уровень недостаточный, чтобы пройти экзамен в Школу каллиграфии, вам стоит потратить ещё несколько зим на совершенствование, и…
— Разве Школа не для того, чтобы учить? — Вспыхнул Миу. — Если я буду учиться дома, зачем мне Школа?
— Школа — совершенствует навыки, оттачивает… Как гранит драгоценный камень, каждый из наших учеников — в своем роде драгоценность, которая потом послужит украшением Школы…
— А я не драгоценность? — Голос Миу дрогнул.
Коста прошел вперед, отодвинул Миу и забрал рисунок, выполненный Младшим Да-арханом из рук помощника, развернул к свету, изучил и вздохнул, обращаясь исключительно к ребенку:
— Седьмой штрих лег очень твердо, и десятый — почти идеально. Второй горизонт ты провел стремительно — именно так, как и нужно, но есть несколько недоработок, смотри…
Коста повелительно отодвинул Помощника, и встал за стол, где остались чистые пергаменты. Отвернул рукав и верхнее покрывало, чтобы ничего не стесняло движение руки, обмакнул кисть в тушь, изящно избавился от излишков и… закрыл глаза, погружаясь во внутренний мир.
«Кай» — вечность.
Двенадцать с половиной штрихов на горизонте, три касательных, и потом ещё нужно замкнуть в единый знак.
Вечность. Вечность. Вечность.
Коста открыл глаза спокойно, взмахнул рукой, отводя кисть назад, чуть помедлив в самой высокой точке, и потом обрушился на лист за два мгновения закончив символ одним слитным росчерком. Два вдоха — два выдоха — шестнадцать движений — ровно так, как учил Мастер Хо.
— О-о-о-о… — Миу подкрался неслышно и выглядывал сбоку, рассматривая, что вышло.
— «Кай», — произнес Коста тихо. — Чертят именно так. У тебя почти получилось именно так, следует только немного потренироваться…
— Господин не желает поступить в Школу каллиграфии? — Глаза Помощника вспыхнули удивлением. — У господина поставлена рука, есть опыт, понимание и глубина сути, господин не ошибся ни в одном штрихе, мы будем счастливы видеть вас…
— Господин не желает, — спокойно ответил Коста. Вытер кисть и положил обратно на подставку, чтобы все было аккуратно, как было.
— Но…
— Почему? — Выдохнул Миу, жадно разглядывая рисунок. — Почему ты не хочешь.
— Потому что не только ученики должны быть достойны Школы, но и Школа — должна быть достойна учеников. Ошибки — путь к совершенству, — процитировал Коста, встретившись глазами с Помощником Мастера Вана. — Пока, я не вижу здесь Учителя, только… торговца, — закончил он тихо.
Помощник старика Вана был прекрасно образован, как и ожидал Коста, и узнал цитату. И наверняка вспомнил и вторую её часть, судя по тому, как вспыхнули два розовых пятна на скулах — вторую часть, что «должен делать истинный учитель, когда к нему приходит ученик, желающий учиться, но совершающий ошибки».
Лавку они покинули в молчании, и уже через десять мгновений Миу повеселел и, казалось совершенно забыл о том, что произошло, но только казалось.
— Почему ты не купил там самое лучшее и дорогое? — Пристал Миу, забежав вперед, чтобы смотреть в глаза. — Или самое лучшее там — тоже плохое, такое же, как «лучший Учитель»? Ты поэтому выбрал так мало?
— Нет, — Коста помедлил, подбирая слова. — Материалы там хорошие. Очень. Можешь брать. Просто… я ограничен в средствах.
— Ты поэтому ничего не покупаешь весь день? У рода Фу нет денег? — Глаза Миу стали просто огромными над белой полосой кади.
— Есть, но это мои траты, поэтому я трачу свои деньги.
— А разве не все деньги рода твои? Все деньги Да-арханов — мои! Все рабы! Все вассалы! Все — мое, так говорит дедушка!
— Свои — значит свои. Значит, я их заработал, — неохотно ответил Коста.
— А зачем ты тратишь свои деньги, чтобы нарисовать доску для храма Великого?
— Потому что обещал.
— А почему ты обещал?– Потому что хотел и потому что могу. У них нет вывески, храм
