Работавшие вместе со всеми Паштет и Треска использовали для проделывания дыр рыболовные коловороты.
– Стоило возвращаться, чтобы и тут спину гнуть, – ворчал кок.
– Не бухти, – одергивал его Паштет. – Главное, что мы домой попали. А тут уж можно и поработать. Не сахарные, не растаем. К тому же сам знаешь, какая каша заваривается. На Фареры обратно поплывем.
– А тебе, глядишь, только и радость, стадник. Куда все, туда и он.
– «Грозного» нужно скорее поставить в ангар и подключить к системам Убежища, ты же знаешь. Мы делаем общее дело, и это правильно. И еще скажи, что тебе на островах не понравилось.
– Правильно – неправильно, понравилось – не понравилось, – бурчал Треска, всем своим весом наваливаясь на коловорот, чтобы углубить дырку в трещавшей под давлением корке льда. – Еще скажи, что это в тетрадке Птаха написано… Протаранить – и дело с концом.
– И как ты себе это представляешь?
– Легко.
– Все у тебя так просто. А если ангар пострадает? Как мы его восстановим, подумал?
– Руками, как же еще, – откликнулся кок и усмехнулся: – Ну, мы же все равно сваливаем, так какая разница. После нас хоть трава не расти!
– На дворе зима, если ты не заметил.
– Что с того?
– Мы и сейчас-то посменно работаем. А что случится, если в ангаре ветер задувать примется? Да еще ненароком живность какая приблудится. Мало ли что. Может, мы вернуться надумаем.
– На это у нас Батон с Леркой имеются, – поправив ушанку, возразил Треска.
– Батон-то Батон. Только он один, а живности много.
– Эй, вы! – окликнул парочку дежуривший в стороне Тарас. – Вы там работаете или языками молоть пришли?
– Работаем-работаем, – пропыхтел Треска, вытаскивая коловорот, брызнувший снежной крошкой, и позволяя Паштету пропихнуть в свежепросверленную лунку динамитную шашку. – Запаливай, и потопали.
Через несколько секунд рвануло.
Так и делали: бурили, закапывали, взрывали. Раскиданные куски льдин дробили кирками и лопатами и отвозили на санях.
Продвигались потихоньку.
На то, чтобы вернуть «Грозного» в ангар, ушло почти полторы недели. Люди работали не жалея сил. Все понимали, что от этого зависит их будущее.
И вот, наконец, двадцать седьмого декабря лодка торжественно вплыла и стала на прикол в док. Убежище снова ожило. По этому случаю в бункере было устроено небольшое гулянье, а на всех продовольственных и технических объектах объявлен выходной.
– Ну, теперь и о празднике можно подумать, – имея в виду близившийся две тысячи тридцать четвертый, потирал мозолистые ладони Ерофеев. – Отметим как следует – и в добрый путь.
До Нового года оставалось каких-то четыре дня. Встречать его решено было в Убежище, а уж потом готовиться к отплытию на Фареры.
Посему на поверхность, по давно заведенному правилу, послали группу добытчиков – за елкой. Хоть после войны у людей было не так уж много времени на всякие праздники, самые главные из них сохранились, и их продолжали чтить.
Охранять отряд в случае непредвиденной опасности привычно отправились Лера и Батон.
Жизнь девушки, которая теперь делила отсек с Мигелем и дедом, постепенно возвратилась в прежнее русло, хоть она и предвкушала новое путешествие и долгожданную встречу с Милен. Интересно, как они там с Олафом?
Лера снова была среди своих сверстников, глядевших на нее полными зависти глазами. Она вернулась домой… Воспоминания о путешествии были еще свежие, но Лера знала, что со временем и под гнетом наслаивающихся лет они постепенно потускнеют и превратятся в истории, которые так приятно рассказывать и слушать сидя у потрескивающего очага. Когда нет никакой разницы, что в них правда, а что вымысел.
Со временем прошла и горечь от того, что такая сложная экспедиция не увенчалась успехом. Зато моряки на собственном опыте убедились: в мире еще остались очаги жизни, а это означало, что у человечества по-прежнему имелся хоть и призрачный, но все-таки шанс попробовать начать все сначала.
Лера мысленно уже прощалась с Убежищем.
* * *
– Как думаете, подойдет? Все-таки оно такое старое, – поинтересовалась Лера у своего испещренного трещинками лица, отражаемого множеством различных зеркальных осколков, кропотливо склеенных между собой. Тоненькая девушка, на которой безразмерное свадебное платье с тремя воланами и фатой висело, словно раскрытый парашют, придирчиво смотрелась в огромное составное зеркало, укрепленное в мастерской бабы Дины во всю стену, от пола до потолка.
На примерку в швейную мастерскую, расположенную в нижнем ярусе Убежища, на этот раз втайне от Мигеля, она пришла с особым удовольствием.
После ее отплытия и последующей свадьбы Витьки Боровикова и его Лизки платье успело побывать на еще одной девушке, но будущую невесту это нисколько не смущало. После каждого обряда материал проходил химчистку, и ткань становилась относительно новой и чистой. Реликвию берегли.
А свадьбу Леры и Мигеля решено было играть сразу после Нового года.
– Подойдет, подойдет, куда ж оно денется, – хлопотала вокруг нее вооруженная булавками баба Дина. – Ты вон, как была тростиночкой, так ей и осталась. Хорошая моя, – старушка тихонько всхлипнула. – Наплавалась-то, навидалась поди ужасов всяких. Натерпелась горюшка-то.
– Всякое бывало, – согласилась Лера. – Почему вы плачете?
– Да как не плакать, родная моя. Это ж радость-то какая, когда детки домой возвращаются.
Слушая щебет старушки, Лера стояла и с замиранием сердца думала: засветится ли у нее платье?
Она помнила, что по ночам, принесенное когда-то с поверхности, оно светилось. Притом только в ночь накануне свадьбы. Слабым, еле заметным свечением.
Ходило поверье, что если невеста ночью проснется и увидит сияние – быть браку крепкому, а дому сытому. Не будет светиться – задуматься надо. И ведь действительно у кого-то светилось, а у кого-то нет. И жили крепкие семьи с детьми и достатком, а где-то пара рассыпалась, словно плохо склеенная ваза, всего через несколько дней.
А как будет у них? Срастется ли? Примет ли древнее поверье ее выбор? Ведь в конце концов Мигель священник. А если нет… Лера отогнала тревожные мысли.
– Бант на талии будем делать? Ну, вот такой, смотри, красиво как. Повернись.
Лера повертелась перед зеркалом и осталась довольна собой.
– Да, давайте с бантом.
– Ну и ладушки, тогда еще немного потерпи.
– Работайте-работайте, я не устала.
Сейчас она готова была ждать сколько угодно. Израненное лишениями похода сердце сейчас просто пело от радости.
