Послышался шорох: сначала за дверью, потом на улице, у самого окошка. Однако кромешная темень спустившейся на землю ночи не позволила разглядеть существо снаружи.
Оно знает, что в подвале люди, безо всяких сомнений, подумалось Максу. Проломит дверь или нет? Выдержит ли брус?
— А это не может быть наш мстительный знакомец? — шепотом спросил он.
— Нет. Алчущий превосходно знает свои шансы в лобовой атаке. Это что-то другое… что-то с множеством ног. Да и звуки другие. И я вообще не уверен, выследил ли алчущий нас до этого подвала. Мы тихо сидели… оно учуяло нас не на слух и не зрительно. Запах, возможно, или что еще.
Минут сорок прошло в напряженном ожидании и полной тишине, не считая шума ветра снаружи.
— Запах, — сказал Слепнев, продолжая прерванную беседу, — больше никак нельзя — вкус и осязание отпадают.
— Вы, как биолог, должны знать, что пять чувств — не предел, — парировал Пустынник, — более того, я уверен, что это существо охотится не с помощью зрения, слуха или обоняния. Во время песчаной бури ничего не видно, вой ветра и шорох песка глушат звуки, о запахе тем более нечего говорить: вихревые движения воздуха не позволят определить направление к добыче по запаху. Вкус и осязание отпадают. Получается, у этого охотника есть шестое чувство. Например, телепатия.
— Как же ты меня утешил и успокоил, — вздохнула Ольга.
— Кажется, поспать нам не удастся, — заметил Влад, — как-то не спится, когда снаружи бродит нечто с шестым чувством. Артур, ты не хочешь рассказать нам немного о… своих друзьях?
Сталкер кивнул:
— Что вас интересует?
— Ну, например, сколько их?
— И каков их общинный уклад? — добавил Петруха.
Пустынник на миг задумался, затем сказал:
— Мне сложно сказать. Люди как люди. В ближайших районах раньше жило около трех тысяч их, теперь, полагаю, чуть больше. Правит ими, как я уже говорил, лидер, которого называют Богом.
— А как они выучили русский язык?
— Я не знаю. Их собственный язык ни на что не похож — они сами изобрели его, подобно тому, как глухонемые сами выработали язык жестов.
— Они разумны настолько же, насколько и мы? — полюбопытствовал Латышевский.
— Да. И, если вас интересовало именно это — им известны понятия дружбы, доброты, сострадания, чести… а также ненависти, ярости и гнева.
— У них есть естественные враги?
— Есть. Железноголовые. Алчущие не представляют для них угрозы — вы сами видели результаты схватки между отрядом Веффрна и стаей алчущих.
Слепнев тяжело вздохнул:
— А вы не думали, что в будущем эта Семья может стать врагом всего человечества?
— Это возможно, теоретически. Но если это случится — вина будет всецело на вас. Люди Семьи неагрессивны по своей природе и добродушны, хоть и выглядят хищниками. Не позволяйте вашим глазам обманывать вас. В конце концов, первые полгода я жил у них в гостях, ничего не давая взамен. Они жалели меня. Это уже после мои знания пригодились им в войне против захватчиков.
Макс молча слушал и мотал на ус, косо глядя на Пустынника. Да, прав Латышевский, слишком уж заумно говорит этот сталкер, слишком много знает, слишком много умеет. Не испытывает эмоций, боли, страха, сострадания… или не показывает, по крайней мере. Кто же он такой, и какой сюрприз держит в рукаве? Вопрос на полтонны патронов, но без ответа.
* * *
Ночь прошла спокойно: что бы ни пыталось пробраться в подвал, оно быстро оставило свои попытки. Наутро, когда сквозь толстый слой пыли на крохотном оконце пробился лучик света, Макс собрался вновь продолжать свой путь. Но когда отряд приготовился осторожно проверить, не караулит ли ночной хищник за дверью, снаружи послышался вначале неясный, но все нарастающий рокот моторов и свист воздуха, рассекаемого винтами. Минутой позже появились и автомобили.
— И что теперь делать будем? — задал риторический вопрос Влад.
Слепнев переглянулся с Петрухой, затем взглянул на Пустынника:
— Переждать?
— Не выйдет.
Теперь уже все взгляды остановились на сталкере.
— Моторы выключаются, слышите? Они здесь надолго.
Сергей переглянулся с коллегой:
— Слышь, Петруха, а все-таки по-нашему вышло. Мы с тобой изначально стояли за контакт — и вот теперь и выбора особого нету.
— Я вас разочарую, — сухо сказал Пустынник, — этот контакт будет стоить вам жизни, если затянется. Вы не забыли про Семью? Она может нанести удар в любой момент, и тогда вы попадете под горячую руку.
В этот момент Виктор лязгнул затвором:
— Не будет никакого контакта.
Его автомат смотрел в пол возле ног Сергея. Чуть поднять дуло — дело одного мгновения.
— Ты в своем уме?!
— Абсолютно. Эти ребята из СШЕ заберут «чистильщик» себе, и моя семья умрет. Если кто-то попытается выйти из подвала — буду стрелять. Макс, Влад, вы со мной?
Макс тяжело вздохнул. Что за черт, осложнение за осложнением. Виктор, конечно, прав по-своему, ведь он в таком же отчаянном положении, как и сам Шрайк. Но слишком уж скованно и медленно мыслит.
— Витек, мы не сможем просто отсидеться. Если эти, — Макс кивнул в сторону окошка, — собрались устроить тут лагерь, они нас пересидят. А нас с тобой поджимает время.
— А какой выход?!
Вместо наемника ответил Пустынник:
— Выход есть всегда. Мы выберемся, вступим в контакт и скормим им какую-нибудь байку, объясняющую, что мы забыли тут так далеко от наших холодных краев. Выразим огромную радость от встречи… и при первом же случае свалим.
— Проще сказать, чем сделать. Я не уверен, что прием будет теплым. Да где вообще гарантия, что нас не шлепнут на месте?!
— А смысл? Мы представители севера, потенциальный союзник в войне против степняков и краснокожих, — губы Пустынника тронуло слабое подобие усмешки.
— И это говорит человек, якобы никогда не лгущий? — негромко спросил Латышевский.
— Я и не буду лгать, — возразил сталкер, — вы будете. Мои принципы запрещают мне лгать лично, но предложить такой вариант вам — нет.
— Эх, была не была, — вздохнул Виктор и опустил автомат дулом книзу, — ничего лучше я не могу придумать.
Сергей с облегчением вздохнул, старый инженер покрутил ус:
— Я не уверен, что так действительно будет хорошо. Сынок, почему бы тебе не признаться, что ты сам агент СШЕ?
Пустынник склонил голову набок:
— Это бред. Они мои враги.
Ольга, Виктор, Игорь — да все, за исключением разве только Макса, в изумлении уставились на Латышевского. А тот шагнул ближе:
— Артур, помнишь, ты говорил, что немного знаком с айкидо? Так вот, ты не мог выучить его на севере. Последний владеющий этим боевым искусством человек умер сорок лет назад — до твоего рождения, потому что ты выглядишь на тридцатник, не более. Значит, остается только СШЕ.
