— Хорошо, — легко согласился Лекс, мысленно отмахнувшись от предупреждения: он чувствовал себя в шкуре робота очень свободно и комфортно и совершенно не собирался излишне осторожничать.
Свобода — ключевое слово, понял он, едва ли не приплясывая от нетерпения: так ему хотелось обратно, в серебристый сгусток пышущих небесным жаром электронов и легкую приветливость жгучего подвижного металла.
Тут Лекс обнаружил, что все еще стоит возле Урса. Он поискал взглядом, нашел вертящийся стул, уселся на него и спросил у человекомедведя:
— Кстати, а как ты поступаешь со своим сознанием? Тоже половина — там, а половина — здесь?..
Выразился он несколько сумбурно, но Урс его понял.
— Нет, мой господин. Я упоминал, что в одном из роботов есть моя психоматрица. Сейчас я ее активировал, и мы действуем независимо друг от друга.
Лекс нахмурил лоб, соображая.
— Так что же, получается, в роботе сознание еще одного Урса?
— Не совсем, мой господин. Урс, простите, один.
— Тогда как же?..
— Он — это я и есть, мой господин, — терпеливо произнес Урс.
— А как же информация, накопленная тобой в последнее время? Он-то ведь не знает, зачем мы здесь, нет?
— Перекачал по сети, мой господин. Я все-таки не совсем человек… и даже не в полной степени живой организм.
— Ага, — сказал Лекс. — Но в данный момент твой лапиф действует автономно?
— Да.
Лекс поразмыслил.
— А как ты с ним контактируешь?
— С помощью транспонатора. Я получаю всю аудиовизуальную информацию с рецепторов робота.
— А он?
— Тоже, мой господин.
— Эге, — сказал Лекс. — А потом?
— Простите?..
— Я имею в виду — потом, когда ты соберешься его выключить? Вдруг он не захочет выключаться?
— Этого не может быть, мой господин, — без колебания сказал Урс. — Не забудьте, это не первый мой опыт транспонации.
— Но ведь носитель психоматрицы — это целостная личность, так? А если он будет против того, чтобы уступить тебе место?..
— Мой господин, я еще раз повторяю — этого не может быть. Существуют определенные ограничения.
— Ну-ну, — буркнул Лекс.
Он вдруг представил себе кучу транспонировавшихся куда попало Урсов, бегающих друг от друга по Галактике, скрывающихся и прячущихся в пыльных щелях неведомых миров… и толпу Лексов он тоже представил.
Бр-р.
— Проще уж так, как я, — проворчал он. — Кусочек — здесь, кусочек — там…
— Мой господин, вы отвлекаетесь, — с легким упреком произнес Урс.
Лекс спохватился.
— Да-да, — сказал он и внезапно понял, что еще его беспокоило: — Послушай, а как я могу управлять роботом? Я ведь ничего не касаюсь, ни на что не нажимаю…
— Ментальный транспонатор обеспечивает постоянную неконтактную связь с объектом, — терпеливо сказал Урс. — Вы просто распространили свое сознание немного дальше обычного. Я ведь уже говорил об этом, мой господин.
Мало ли что ты говорил, подумал Лекс. У него создалось впечатление, что медведь либо сам толком не разбирается в предмете, либо о чем-то умалчивает.
Впрочем, добавил он самокритично, может, это я чего-то не понимаю.
— Ладно, — сказал Лекс. — Ухожу. Последний вопрос: а почему не работают остальные восемь лапифов? Повреждены?
— Нет, мой господин. Просто их психоматрицы заблокированы. Бывших носителей нет в живых.
Лекс не нашелся что сказать, молча кивнул и переместил акцент сознания.
…и сначала почувствовал, а потом и увидел, что кто-то прошел рядом с дверью, ведущей в их подземное убежище.
— Они не могут нас найти, — раздался голос робота-Урса (Лекс, похоже, научился вести мысленный диалог, а не думать одновременно с фериатами). — Вход замаскирован.
— Понятно. Кстати, а как у нас обстоит дело с боеприпасами и энергией?
— Оружие стандартное. Энергетические батареи не потребуют подзарядки еще три года при использовании механизма в активном режиме.
Лекс опять прислушался к новому телу.
…да, силы хватало. Он мог разнести и эту стену, и потолок, и прямо отсюда расстрелять двадцать три боевые единицы противника, что находились в поле восприятия его рецепторов… а кто это — противник? Люди… просто — люди, и все? Нет, это те, кто находится в зоне поражения…
Лекс ощутил, как темная волна неприятия ко всему движущемуся поднимается с самого донышка его понимания мира. Все те, кто самостоятельно передвигается и не похож на меня, — враги. А разум? Нет информации. А разноцветье красоты частички воздуха, переливающейся и дающей другим жизнь? Нет информации. Раз нет — значит не нужно. Убрать. Стереть. Нуллифицировать.
Впрочем, темно-коричневая (Лекс явно видел этот цвет) волна замерла, как только он трезво и жестко подумал, без испуга и без утайки, что это — лишь побочный эффект его единения с чужим (пока что) механизмом. Кто знает, чем занимался лапиф раньше? Или — кем он занимался.
Машина не должна быть умнее человека, строго сказал Лекс прямо в огромное пространство. А с чего ты, фратер-венатор, взял, что это машина? На этот ехидный вопрос он не стал отвечать. А с чего ты взял, что ты сам — не машина? Даже смешно. Не надо провокаций. Я и так свободен. Могу делать то, что захочу. Я — Охотник на звездном поле. Все мы — Охотники на звездном снегу.
Для оживления пейзажа.
— Внимание, — услышал Лекс бело-голубой обвальный грохот сообщения: он воспринял его одновременно и по боевой сети лапифа, и собственными ушами в помещении планетарной связи. — Внимание, получен сигнал маячка госпожи Марсии. Даю схему передвижения. Маршрут определяете сами.
Где-то между глазами и мозгом Лекса вспыхнула зеленоватая схемка, которую он воспринял в четырех измерениях — то есть и во времени тоже. До комнаты планетарной связи было двенадцать километров, до Марсии — десять километров по прямой, по подземным коммуникациям — двадцать четыре.
— Двинулись, — эхом мыслей и слов разнеслось по Мерагету.
…никогда не думал, что можно строить такие громадные подземные ходы. Зачем это? Похоже, давно делали… жил тут кто-то, что ли… стенки-то все расписаны картинками… фрески? Да нет, все проще — граффити, кругом люминесцирует, опалесцирует и вообще сияет. Оп-арт и поп-арт в одном флаконе. Но смотрится забавно.
До чего же эти коридоры похожи на метро, внезапно подумал Лекс. Точно метро… только рельсов нету. А вон там… лепнина, что ли?..
Он спохватился и стал смотреть вокруг, используя зрение своего лапифа, то есть сразу в нескольких диапазонах. Картина получалась странная, но очень значительная: бетонные плиты — а под ними в несколько слоев человеческие костяки; облицованные керамопластиком стены — а за ними искрошившийся кирпич, и сгнившее до предугольного состояния дерево, и металл, и шустрые огромные светящиеся горячим черви, и еще что-то… отдельные ниши — а в них живое, и не черви, но не опасное.
