— Уф, наконец-то, — вздохнула она. — Теперь точно жить будешь. Если я захочу, — рассмеялась. Темная жидкость снова закапала в разорванную грудь мужчины. Потом женщина нашарила другой пузырек, на сей раз с зеленым содержимым, и попыталась влить его в рот спасенного.
— Эй, не сжимай зубы! — пробурчала она. — Горько, предположим… ну так я только этим и выстояла. Не позволила Не-Миру себя в Они превратить.
Она стерла капли изумрудного химреактива с его подбородка.
— А ты симпатичный, — шепнула женщина, и ее губы беззвучно слиплись с его ледяными губами.
Кэйно с ненавистью отшвырнул бесполезный сломанный нож. Трое суток он блуждал по ужасному лесу с дубами-лицами, и порой ему мерещились образы его же жертв. Закованные в древесину. Он припомнил жутковатые россказни о Живом Лесе: будто в каждой травинке заточены мертвецы, и они ждут… ждут, пока кто-то рискнет залезть достаточно близко. И тогда они съедят его. Либо замучат, что суть — одно и то же.
Мертвецы жаждут чужой боли.
Образины, вылепленные из коры, скалились на него и утробно ворчали. Они не давали ни есть, ни спать… Кэйно ощущал, что силы его на исходе, и тогда
(тогда дохлые дрова дождутся)
Вот так сбежал от сдвинутых роботов. Из огня да в полымя.
Кэйно выругался.
Усталость валила, подобно кувалде. Он держался, но спрашивал — на сколько его хватит еще вчера, теперь ответ очевиден: вот красная линия севшей батарейки.
Ветви зашевелились над головой Кэйно. Ветви заскребли по его затылку.
— Мама! — взвыл уголовник. Страх впрыскивал адреналин. Страх — это плата за грехи…
Черта с два. Раскаиваться — не дождетесь.
У него не осталось оружия: нож затупил о кору одного из растений-агрессоров. Кора — тверда, будто камень, будто прутья тюрьмы.
Ветки вздернули его, словно висельника. Вероятно, это была справедливая мера наказания преступнику, но сам Кэйно так не считал. Он вывернулся из цепких лап.
Он метнулся в сторону. Сухожилия свела судорога: он приземлился прямо в чешуйчатые клешни нового противнику.
— А-а-а!!! — заорал Кэйно.
— Ссссс, — зашипело существо. Кэйно отшатнулся. Рептилия. Еще один слуга Шэнг-Цунга…
— Ты?! Дьявол, ни за что б не подумал, что буду рад видеть твою зеленую морду! — воскликнул Кэйно.
— Не время болтатьссс, человекссс, — свысока бросил Рептилия. Зеленая сволочь явно не трусила перед Живым Лесом. Ящерица хренова. — Хоззссяин поручил поймать Изззсссбранных… они идут сссюда…
— А я чего? — разозлился Кэйно. Трехдневная усталость сказалась: он плюхнулся прямо на упругую болотистую почву с выпирающими корнями. В присутствии рептилоида, кстати, Деревья не атаковали. — Вонючие Лин-Куэевские киборги кинули нас!
— Хоззссяин зсснает, — вздернул аналог носа Рептилия. Ящерица кичился превосходством над большим и тупым теплокровным. — Хозззссяин вссссе зсснает! И у него новый плансссс!
— Какой же? — буркнул Кэйно без особого энтузиазма.
— Пойдем сссо мной…
И Рептилия потащил несчастного вымотанного Кэйно за собой.
Он пришел в себя.
На самом деле, он давно воспринимал происходящее, только не совсем отчетливо. Будто от стопроцентной реальности отгараживала матовая пленка… вроде корочки льда. Эта защитная "корочка" помогла ему выстоять против орды странных зверьков
(а еще кровь… неправдоподобно-алая, слишком алая даже в багровой тьме Не-Мира…)
Если ты в сердцевине безумия — лучше спрятаться в жемчужно-льдистых створках.
(пока то, что снаружи не сокрушит… и не…)
Тогда — он не додумал. Теперь — да.
(я ведь не Они?!)
Собственно, эта мысль и заставила его подскочить. Мгновенно яркими издевательски-праздничными фонариками полыхнула боль. Он скрипнул зубами, и чья-то рука успокаивающе потрепала волосы.
— Где… я? — игнорируя целую гирлянду свечей в пробитых легких, проговорил он. Едва не закашлялся, но кашель снова подталкивал к границе не-восприятия.
— Тсс, — прошелестел женский голос. — Лежи.
— Где я? — настойчивей повторил он, сквозь полумрак оглядывая обстановку.
(я — в плену?)
Ржавые зубья боли отшвырнули на несколько пунктов назад.
— Да не дергайся ты, вот упрямый! — недовольно сказала женщина. — Мои зелья могущественны, но я не Древняя-Богиня-чтоб-им-пусто-было, если хочешь знать. Рановато тебе особо-то двигаться.
— Где я? — ржавчина или нет, мигающие ли лампочки перегрузки, он обязан выяснить.
— В Не-Мире! Где ж еще… Чуть было не переродился в очередного Они, скажи спасибо, что я тебя нашла! — из сумерек вынырнула девушка. Что ж, она уже мелькала в не-снах… высокая, гибкая с угрожающим обаянием хищницы. Кошка. Ее иззелена-желтые глаза без белков и с вертикальными зрачками подрагивали внутренним свечением.
(отлично… а зачем ты нашла меня?)
Он вскрикнул: к открытым (или так казалось?) ранам прикоснулся огонь… проклятье, он ненавидит огонь, неужели нельзя не пытать его…
Украдкой покосился на девушку. Целительница хранила каменное выражение на худощавой заостренной мордочке.
"Не дергайся!"
Впрочем, боль, напротив, поутихла.
— Зачем… ты… нашла меня? — хрипло выговорил он. Кошка засмеялась.
— Это хороший вопрос… Ну, перво-наперво мне не нужны Они в моей Зоне. А вот почему не добила?.. — она выдержала театральную паузу.
(замечательно, почему не добила?)
— Скажем так, ты мне кое-кого напомнил, — "кошка" отвернулась, из прически выскользнул локон. Она красива, внезапно подумал он. Очень. — И по-моему не случайно… имя Саб-Зиро что-то да говорит тебе, а?
Он снова закашлялся. Черт, больно…
— Это мое имя, — наконец, ответил он.
"Кошка" вздернула бровь, оценивающе изучая ее гостя.
— Неправда. Ты похож на него, но ты — не он. Впрочем, я слышала, что у него был брат… младший брат.
Саб-Зиро изумленно воззрился на женщину. Откуда ей известен его брат?
— Я… да, я Саб-Зиро-младший… А кто ты?
— Сарина, — сказала "кошка".
Сарина?.. Одна из тайн недосягаемого Великого Воина Саб-Зиро-старшего… невысказанная, несвершившаяся, словно астероид во Вселенной.
Одно из заданий — Великий Воин выполнил его, и вернулся, но не все трещины заживают… ибо был рассвет на Южном Полюсе и имя его — Сарина, не-человек, но лучше любой из дочерей Евы, но короток полярный восход, и ночь сомкнулась — навеки, и не обрести им друг друга, ибо погасли хрупкие кошачьи лучи, и вернулся он — победителем, побежденным… он затаил память — словно в кварцевом ларце с семью замками, запечатал мороком и снежными вьюгами, запретил себе вспоминать… никогда не рассказывал, но слова — это ложь, они мешают пониманию.
