На Перекрёстке ещё теплилась жизнь, конечно, не такая кипучая, как днём, но всё же… За упаковку сухпая Лихо узнала, что ей необходимо. Через десять минут она уже стучалась в нужную дверь.
— Кто там? — послышался знакомый, капельку шепелявящий голос.
— Хорошие новости на дом заказывали? Открывай, Прохор.
За дверью чутка помедлили, потом послышался звук открывающегося замка, потом ещё одного. На пороге стоял Прохор Дутый, вооружённый сегодняшней платой за достоверные сведения.
— Вы?
— А ты предпочёл бы увидеть Балаболкина с компаньоном? Лежит твой Николаша и до беспамятства радуется, что нет у него в заднем проходе ничего постороннего. Как и было договорено — с битой рожей и полным незнанием того, какую роль ты сыграл в этом эпизоде его бесполезного существования…
— Нашли, что искали? — Дутый с любопытством смотрел на блондинку, держащую за руку незнакомую девочку. — Да?
— Да. Вот только пришлось от Бухарина ещё и к одному местному коллекционеру редкостей в гости нагрянуть. Вот — жемчужину коллекции к тебе привела.
— Герцог? — Дутый помертвел лицом и отшатнулся в глубь коридора. — Я никого тут прятать не буду. Если Герцог найдёт…
— Герцог сейчас может найти только сковородку погорячее, — сказала Лихо. — Тем более что он как знал, что ему предстоит, — разделся заранее.
— Вы его? — Прохор ошалело разинул рот. — Что, совсем?
— Нет, наполовину. А что ты так удивляешься? Он что, имел привычку ездить на стыке Урала и Сибири и принародно трясти секретом бессмертия? Либо у меня это мимо глаз пролетело, либо не было никакого бессмертия…
— Грёбаный трахибудокус! — От полученных известий Дутый прислонился к дверному косяку. — Что теперь будет…
— Один мой знакомый в таких случаях говорил «ебулдыцкий шапокляк». Ладно, оставим лингвистические красивости кому-нибудь другому. Дело есть.
— Какое?
— Насквозь человеколюбивое. — Лихо подтолкнула девочку к нему. — Надо её приютить. Как минимум — на две недельки. Извини, конечно, но больше нам обратиться не к кому, а приютов для бездомных детей, насколько я понимаю, у вас нема… Поедем обратно, заберём.
— Я не знаю. — Дутый почесал в затылке. — Как-то всё неожиданно.
— День сегодня такой. В конце концов, это ты меня у Перекрёстка позвал на приватный разговор, а не я к тебе напросилась. А это тебе, за хлопоты и на проживание. Но учти — если я вернусь и обнаружу, что наш договор односторонне расторгнут, будешь с Герцогом на соседних сковородках ляжки подрумянивать.
Она протянула ему увесистый свёрток, сделанный из камуфляжки, найденной в квартире Бухарина.
— Этого должно хватить. Всё, познакомитесь без меня. Удачи, челябинцы. До встречи.
Она сбежала по лестнице, напоследок услышав, как Прохор неуверенно сказал девочке: «Заходи, чего уж… Я — Прохор».
— Душеспасительная миссия закончена. — Лихо плюхнулась на сиденье «Горыныча». — Поехали из этого гостеприимного города. Рули, стеклорез.
Челябинск, на который надвигалась ночь, остался позади. Внедорожник уверенно шуршал покрышками по следующей транспортной артерии Материка — трассе «М51». Берущей начало в «танкограде» и заканчивающейся в Новосибирске.
— Транссибирская справа пойдёт, прямо до Кургана. — Книжник, мающийся от того, что подступающая темнота мешает ему вдоволь поглазеть в окно на проносящийся пейзаж, попытался поднять себе настроение культурной беседой со спутниками. — Озёрный край, между прочим. Красотища! Во всяком случае — была до Сдвига. Сейчас бы искупнуться…
— Ехал Грека через реку, — полусонно сказала Лихо. — А как заплескалось в реке такое, что ни в кошмаре увидеть, ни в больном воображении отыскать… Разве только что в Красной Книге Сдвига найдётся. Обделался Грека, и нет в том его вины, а есть лишь будничные проказы Сдвига. Есть ещё желание предаться водным процедурам?
— Да я же так, неопределённо… — промямлил Книжник. — Сам знаю, что ничего хорошего. Но ведь хочется.
— И колется, и зубами лязгает, и ядом брызгает, — подхватил эстафету Алмаз. — Одним словом — ждёт Книжника в гости. Остановить у ближайшего водоёма?
Очкарик обречённо вздохнул и ничего не ответил.
— Что, Книжник, — вдруг спросила Лихо, не открывая глаз, — кончилась правильная территория? Что Герман-то рассказывал? Я, без сомнения, понимаю, что она вроде бы как ещё в Уфе ручкой помахала, но теперь только доходить начало, куда нас нелёгкая потащила… Что он там сказывал по поводу мест, куда нас всех пинает скорбный жребий? Кроме тех страшилок, которые ты нам уже травил. Есть конкретика?
— Да ничего особенного он мне не рассказывал, — сказал Книжник. — Ну про то, что зверьё там более опасное, — да это и так понятно. Говорил, будто где-то за Кемерово есть город мутантов. Но это всё — тоже на уровне баек. Может быть, это Красноярск, а может быть, ещё что-нибудь… Знаток чутка до Красноярска не добрался, попал в переплёт, пришлось ноги уносить в обратную сторону. Так что, когда он говорил, что знает эти места, — не врал. Он здесь был, просто не прошёл весь предстоящий нам маршрут. И всё…
— Город мутантов? Хрен его знает, почему бы и нет. — Алмаз говорил без малейшей иронии. — Куда-то они же делись? Это сейчас их сразу в неизбежные побочные эффекты записывают, с закономерными последствиями. А тогда — лет около двадцати где-то прошло, прежде чем осознали… А их за эти годы накопилось преизрядно, м-да… Тех, кого мы в самом начале путешествия встретили, — это исключение. А значит — должны они где-то быть, просто обязаны. Почему бы и не там?
— Мы ведь тоже, если вдуматься, мутанты, — пробасил Шатун. — Разве что без физических изъянов. А так — сто из ста.
— В принципе — да. — Алмаз невесело усмехнулся. — Только, если вдуматься, то неправильная выходит у нас мутация. Какого?..
Впереди, метрах в тридцати от «Горыныча», что-то мелькнуло в свете фар и врезалось в асфальт, как будто упало с большой высоты. Алмаз влупил по тормозам и начал напряжённо вглядываться вперёд, пытаясь понять, что это.
«Шмяк!» — новое падение произошло уже ближе к внедорожнику, буквально в десяти-пятнадцати шагах от капота.
— Это же кровохлёбы…
«Шмяк! Шмяк!» — В землю врезались ещё две тушки, ни одна из которых так и не подавала признаков жизни. Щупальцеклювые не были похожи на самих себя, они выглядели так, как будто их усердно и жутко взбивали в каком-то приспособлении, пока они не станут похожими на почти бесформенные куски плоти. Обильно истекающие жижей фиолетового оттенка.
