— Дома… — вдруг сказал Шатун почему-то жалобным голосом. — Смотрите, дома оплавились. Вон, слева. И справа тоже…
Книжник прилип к стеклу, отыскивая взглядом то, про что говорил громила. Стоящее слева строение, имеющее насквозь официальный вид — если судить по остаткам колонн возле центрального входа, — выглядело так, словно оно было построено из воска, а кто-то большой порезвился вблизи него с огнемётом. Крыша здания отсутствовала совсем, расплывшись громадными тёмно-красными потёками, достигшими земли, застывшими на стенах первого, сравнительно уцелевшего этажа.
Это было невероятно, но здание выглядело именно оплавленным — разрушившимся под воздействием особого огня или кислоты, способных превращать кирпич, бетон и камень во что-то напрочь лишённое правильной геометрической формы.
Справа было всё то же самое, только там красовалось подобие делового центра, построенного в извечном западном стиле — из стекла и бетона. Ему повезло чуть больше: расплавленной была только верхняя треть здания. Низ выглядел целёхоньким — если не считать нескольких вдрызг расхристанных стёкол на первом и втором этажах.
Алмаз не стал останавливаться, просто сбавил скорость почти до пешеходной и очумело таращился по сторонам. Пострадавших от неизвестной беды зданий становилось всё больше, пока они не пошли одно за другим, выставляя напоказ самые различные степени искорёженности.
— Помните, в Лужниках что-то вроде имеется… — Лихо на время оторвалась от созерцания невиданного пейзажа, истошно просящегося на полотно какого-нибудь мазилки, имеющего непреодолимую тягу к изображению различных постапокалипсических эпизодов бытия. — Там тоже выглядит как оплавленное… Но, как мне рассказывали, с Лужниками это стряслось именно в день возрастания Сдвига, и больше ничего подобного не было.
— А значит, круг замыкается, — глухо сказал Книжник, зябко передёрнув плечами. — Действительно замыкается. Не верю я в такие совпадения. Герман никогда не рассказывал, что видел что-то похожее в действии, не считая, конечно же, только что упомянутого Лихо дня… Значит, всё же конец. Без дураков и отсрочек.
— Конец, — эхом откликнулся Алмаз, не сводящий глаз со здания, находящегося метрах в сорока от «Горыныча». От которого остался один большой чёрно-зеленовато-белый каменный наплыв, высотой в половину роста взрослого мужчины.
Дорога, по которой они ехали, тоже выглядела как-то необычно — словно покрытая блестящей, светоотражающей плёнкой, и казалось, что она гибко проминается под колёсами «Горыныча». Как будто эта плёнка была защитной, и под ней находился расплавленный до жидкого состояния асфальт.
— А почему нет никого? — безо всякого интереса, скорее для проформы, спросил Шатун. После того, что они увидели вокруг себя, ответ был очевиден.
— Хоть кто-нибудь должен был уцелеть, — так же вяло поддакнул Алмаз. — Не должно же быть, чтобы вообще никого в живых не осталось…
Но в его взгляде читалось совершенно другое, перешедшее из разряда догадок и гипотез в разряд почти несокрушимого знания. Если плавился бетон и кирпич, то что уж можно говорить о податливой человеческой плоти? Алмаз, как и все остальные в машине, включая прилично адаптировавшегося к новому раскладу бытия за последние дни Книжника, не относились к когорте придурковатых оптимистов, в любой жопе старающихся найти лучик солнца. Вряд ли кто-нибудь уцелел, уж будем реалистами, в самом-то деле. Сомнительно, что к каждому жителю Кургана, перед тем как город стал подобием набора разнокалиберных восковых огарков, постучался вежливый аноним, сердобольно предупредивший о грядущем глобальном шухере.
— Смотрите! — Книжник ткнул пальцем куда-то влево и назад, и Алмаз уловил в его голосе нечто особенное, извещавшее о чём-то более веском, чем ещё один причудливо и страшно выглядевший торговый центр. Ударил по тормозам, одновременно протягивая руку к автомату. Оглянулся.
Среди потёков, почти слившихся из двух в один, мелькнуло что-то непонятное, быстрое. И тут же скрылось. Алмаз успел заметить только неясный силуэт, в котором ему померещилось что-то по-паучьему проворное.
— Вижу. — Внедорожник поехал дальше. — Давай лучше дорогу подсказывай. Надеюсь, никто не собирается открывать в этих пенатах туристическое агентство и зашибать свою копеечку на здешних красотах… А значит — не вижу смысла в задержке.
— Прямо давай, — сумрачно сказал очкарик. — Особо петлять не придётся. Когда скажу — повернёшь…
«Горыныч» вдруг ухнул передком вниз и забуксовал на месте — отчаянно, с каким-то надрывом.
— Ебулдыцкий шапокляк! — Алмаз сделал ещё несколько попыток, но внедорожник сидел плотно. — Приехали, мать твою кривой козой по копчику… Какого хрена?!
Он вылез из кабины и подошёл к передку «Горыныча». Снова выматерился, яростно пнув по крылу.
— Дивно сели. — Лихо присоединилась к стеклорезу, скептически оглядывая причину остановки. — Ладно, придумаем что-нибудь…
Внедорожник провалился обоими передними колёсами, сев на брюхо, застряв в приличной трещине, до этого момента скрытой блестящей плёнкой.
— Шатунчик, есть возможность блеснуть твоими талантами. — Лихо обернулась к громиле, досадливо взирающему на засевший внедорожник. — Надо легонько так, мизинцами подтолкнуть — оно и покатится. Или на «слабо» тебя брать придётся?
— Если бы трендежом можно было вытолкнуть машину, то мы бы уже ехали, — буркнул Шатун. — Взяла бы и толкала.
— А кто вам будет создавать полную гармонию в коллективе, если у меня вдруг развяжется пупок, и вы будете вынуждены похоронить меня в этой самой трещине? — невозмутимо парировала Лихо. — Влепив вместо надгробия покрышку от «Горыныча».
— Трепло, — беззлобно бросил Шатун, примеряясь, как половчее будет взяться за дело. — Сдаётся мне, что Лукавин тебя не за аппетитные абрисы в Первопрестольную подтянуть хотел. А за умение глушить конкурентов тугой струёй словесного поноса. Скажи ещё, что я неправ.
— И ничего-то от тебя не скрыть, сообразительный ты наш.
— Лихо! — вдруг заорал Книжник. — Слева!
Блондинка мгновенно повернулась, выхватывая «стечкин». Алмаз уже держал «дыродел» на изготовку, нашаривая взглядом предмет тревоги очкарика.
Причина, заставившая Книжника заблажить не своим голосом, торчала метрах в двадцати пяти от «Горыныча». И выглядела как гибрид крупной собаки и паука высотой около метра.
Тело было скорее собачье, частично покрытое грязной, свалявшейся шерстью. Голова таращилась сразу четырьмя парами паучьих глаз, оскалив широкую пасть с целым частоколом игольчато-острых клыков. Из пасти медленно тянулись струйки бледно-зелёной слюны. От собачьих лап остались крохотные культяпки, и вместо них имелось шесть длинных паучьих, растущих из позвоночной области туловища и нетерпеливо переступающих на одном месте. Впалые бока, без малейшего намёка на рёбра, мерно расширялись и суживались, и под тонкой, будто покрытой каким-то грязно-ржавым налётом кожей что-то быстро перемещалось. Словно там находилось ещё с полсотни маленьких паукособак, готовых вырваться наружу при первом же удобном случае.
