Понятия не имею, сколько повторов уже прошло. Эта информация у меня была в «Комнате отмены», но только потому, что там Мария вела счет.
Может, я прожил этот день уже больше десяти тысяч раз. Может, я уже становлюсь частью этого мира. Не знаю и не могу определить.
Я забыл, какие ощущения бывают от реального мира, и не могу отличить этот мир от реального. То, что я все же понял правду, граничит с чудом.
Если я не смогу сохранять память, мои сомнения насчет этого мира рано или поздно испарятся полностью. И тогда этот фестиваль счастья будет прокручиваться десять тысяч раз, миллион раз, десять миллиардов раз.
Он будет повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и повторяться и проглотит меня, как старую жвачку, потерявшую уже весь вкус.
…Чем это отличается от смерти?
– Уу, а…
Страх.
Страх потерять цель, страх того, что весь смысл моей жизни будет замазан.
Но и этот страх рано или поздно исчезнет.
– Гх!..
Подстегиваемый страхом, я вылетаю из класса.
Коконе вслед что-то кричит, но мне плевать. Я должен положить конец этому повторяющемуся миру.
Сбежать из школы, сбежать от атмосферы праздника достаточно легко, но я быстро останавливаюсь.
Я не знаю, куда идти. Честно говоря, у меня нет ничего, что хоть отдаленно напоминало бы зацепку.
В «Комнате отмены» наша цель была – найти «владельца». Но сейчас «владельца» нет в принципе. В лучшем случае можно сказать, что «владелец» – сама Мария, раз уж меня поглотила «О», составная часть «Ущербного блаженства».
А Марии в этом мире нет. Ее невозможно найти.
– Но…
Этот мир связан с Марией, значит, где-то может быть какая-то подсказка.
– Я должен найти хоть кусочек Марии!
Если мне удастся, уверен, это поможет мне найти решение.
Я бегал по всему городу. Первой моей целью была квартира Марии, но она оказалась пуста, как и в реальном мире. Естественно, ни следа мятного аромата. Тщательно обыскав комнату и убедившись, что ничего интересного тут нет, я решил пробежаться по всем местам, где мы бывали с Марией вместе.
Я побывал в парке, в игровом центре, в караоке-баре, в универмаге, в больнице, в парке аттракционов, во всех ресторанах и кафешках, где мы ели, – но не нашел даже намека на Марию.
В этом мире не было ни следа такого существа.
Пока я безуспешно носился по городу, время летело, и совсем скоро небо вновь начало багроветь.
Я должен сохранить память, а время, когда я спрыгнул с крыши в прошлом повторе, уже приближается. Я должен снова совершить псевдосамоубийство.
Я не знаю точного времени, когда повтор завершается. После времени моего предыдущего самоубийства моя память может быть стерта в любую секунду.
Я должен прыгнуть раньше!
Нет нужды говорить, что против воли прыгать насмерть – совершенно аномально и очень страшно.
Но у меня нет другого выхода.
Вообще говоря, не обязательно именно прыгать с крыши, и не обязательно умирать в том же месте, где и в прошлый раз; однако ноги сами несут меня на крышу моей школы.
Я вхожу в ворота и направляюсь к школьному зданию. Внезапно меня останавливает знакомый голос.
– Хосии!
Это Харуаки. Он подходит ко мне с насупленными бровями, толкая перед собой инвалидную коляску.
– Куда ты делся, Хосии?! Ты сегодня должен был заниматься Касуми, забыл, что ли?! Ты ведь этого ждал так же сильно, как она?! Почему, какого черта?..
Он имеет полное право злиться на меня.
– Все, все в порядке, Харуаки-кун… наверняка у Кадзу-куна есть причина! – защищает меня Моги-сан.
Ее слова добры, но сама она не может скрыть разочарования.
…Моги-сан… я бы с прегромадным удовольствием отключил мозг и наслаждался фестивалем вместе с тобой. Я бы с прегромадным удовольствием смотрел на твою улыбку, стоя рядом… но я не могу!
Я не должен придерживаться «роли», которую всучил мне этот мир. Если я поддамся этому искушению, то застряну здесь навсегда.
Подавляя чувства, я спрашиваю:
– Вы знаете Марию? Марию Отонаси?
– …Ты думаешь, сейчас самое время для вопросов, Хосии?.. Кто, блин, она такая? – зло спрашивает Харуаки.
– Она имеет какое-то отношение к тому, что ты пропал?
Как я и боялся, оба они ничего не знают про Марию.
– Аа… гх!..
Это слишком невыносимо. Я отворачиваюсь от них и бегу на крышу.
Спрыгнуть. Я должен спрыгнуть! Я должен умереть!
Что именно так невыносимо?
Они ничего не знают о Марии. Я не почувствовал в них ни следа Марии.
Но это ладно – к этому я был готов.
Почему же я так разбит? Почему я так потрясен и обескуражен? От чего я бегу?
Потому что все выглядело естественным. Несмотря на то, что мои одноклассники должны знать Марию, их неведение совершенно не показалось мне странным. Мария кажется далеким выдуманным персонажем из какого-то другого мира.
Я, единственный, кто помнит Марию, выгляжу куда более фальшивым, чем они.
Внезапно я осознаю нечто очень важное.
Мария.
К_а_к_о_й___д_е_в_у_ш_к_о_й___т_ы___б_ы_л_а?
Я начинаю забывать Марию… Сколько же меня крутила эта мясорубка времени, чтобы такое случилось? Да, время, проведенное мной в этом состоянии фальшивого счастья, уже давит достаточно сильно, чтобы расплющить меня.
Если я буду забывать ее и дальше – каков вообще смысл этого одинокого сражения?
– Ххааа… ххааа… ххааа…
Я мчусь, словно пытаясь стряхнуть сомнения, и наконец открываю дверь на крышу. Передо мной открывается багровый мир. У меня мало времени.
«Я люблю тебя, Кадзу-кун».
Этот мир – самый притягательный. Я хочу остаться в нем.
Однако эту мысль я тут же стряхиваю.
Я не буду колебаться. Я не хочу колебаться. Я не должен колебаться. Не оставляя себе места для сомнений, я взбираюсь на ограду.
И прыгаю.
Я падаю вверх тормашками и снова расплескиваю содержимое черепа по земле.
13190-й раз
Вернувшись в утренний класс и убедившись, что память не пропала, я встаю.
Однако на меня тут же накатывает приступ головокружения. Я кладу руку на лоб; рука дрожит. Псевдосамоубийства серьезно действуют мне на психику.
Сколько мне еще предстоит этим заниматься?
Я мотаю головой, чтобы вытряхнуть из нее сомнения. Я не должен больше об этом думать, а то сам не замечу, как утону во всех этих повторах.
