себя, будто атлант, что держит небо. Только вот он титаном не был. Да и ноша, по его мнению, была тяжелее. Первостихия давила безумной мощью, заставляя человека сдавать позиции. Еще чуть-чуть, и он вновь проиграл. Хаос выплеснулся из источника, готовый расправиться со слишком слабым хозяином…
«Довольно», — это слово, напитанное силой, вернуло мужчину в реальность.
Игнат пришел в себя, лежащий на грязном бетонном полу. Мало того, что он насквозь пропотел, так его еще и вырвало желчью с кровью.
— С-с-сука! — не выдержав эмоций, произнес Игнат.
Он уже не помнил, какая по счету была попытка. Он не знал, какое сейчас время суток, да и вообще, сколько дней прошло с первой попытки. Все, что помнил разум — это бесконечная борьба с первостихией. И бесконечная череда поражений.
Это было неизмеримо сложнее, чем его первый опыт с Хаосом. Только теперь Игнат понял, насколько слабой и податливой тогда была энергия. Сейчас она, будто лютый зверь, выросла и больше не собиралась поддаваться.
Раз за разом он пытался, но проигрывал. Раз за разом сила, к которой он привык и считал своим верным оружием, отказывала хозяину в подчинении.
Череда попыток слилась в бесконечные мучения. Когда Пастырь давал ему перерыв, Игнат ел ожидающий его холодный обед и проваливался в забытье сна, чтобы вновь быть разбуженным приходом учителя.
От осознания очередного провала разум сковало отчаяние и злоба. Захотелось обвинить кого-нибудь в неудачах. Переполняемый яростью Игнат повернулся к Пастырю, но тут же остыл. Полное спокойствие этого существа подействовало, словно ведро холодной воды. Запихав эмоции куда подальше, мужчина сел, не замечая холода.
— Что я делаю не так? — произнес он, обращаясь к своему новому наставнику.
Пастырь молчал. Похоже, решение ситуации он возлагал на человека.
— Ты сказал, что источник аномально вырос. Значит, я в любом случае не смогу сдержать его мощь, — зашел с другой стороны Игнат. — Может, мне использовать энергию от Дракона, чтобы улучшить мой Дар, увеличивающий сопротивление тела?
Несмотря на то, что Игнат потратил жертвенную силу, у него все еще в распоряжении был целый океан энергии. Убийство Дракона дало её очень много. Не расходовал её хаосит по распоряжению нового учителя.
— Это не поможет, — на этот раз Пастырь все же ответил. — Проблема в недостатке крепости воли. Улучшение тела её не решит. Да и источник может взбунтоваться во время улучшения. И что тогда?
«Ты мне поможешь», — хотел было сказать Игнат, но сдержался. Если Пастырь сам не предложил помощь, значит, помочь не сможет.
Палец монстра, заканчивающийся устрашающего вида когтем, указал на лоб человека.
«Это задача для твоего разума и силы воли, — транслировал мысли Пастырь. — Если я решу её за тебя, то сила не пойдет впрок».
Игната посетило странное ощущение, что происходящее удивительно похоже на старые фильмы про восточные единоборства. Сцена походила на общение нерадивого ученика и умудренного жизнью наставника.
Забавная аналогия помогла снизить градус напряжения.
«Стать существом силы — это в первую очередь про интеллект и волю, а уже потом про мощь, — кажется, Пастырь вошел во вкус. — Иначе ты превратишься в безмозглого монстра. Судьба у такого одна…»
— Стать едой, — закончил за него Игнат.
«Верно, — кивнул Пастырь. — Как в последней битве. Хоть твой разум и был одурманен, ты использовал его по назначению. Это помогло одолеть более сильного противника».
Игнат выдохнул, стараясь сбросить напряжение.
«Возможно, — добавил Пастырь. — Твоей воле помогло бы прочное основание».
— Основание? — переспросил Игнат.
«Стимул, мотивация, — передал сложный мыслеобраз его учитель. — Для некоторых существ это важный фактор. Для чего тебе сила»?
— Для чего…? — Игнат тяжело вздохнул, озадаченный вопросом.
И в самом деле, зачем он так рьяно лез в пекло и боролся за силу? Он не был киношным героем с гиперболизированным чувством справедливости. Ему не надо было мстить за жестоко убитую любимую. Никто из родных не нуждался в защите, да их и не было.
В реальной жизни все было как-то серо. Люди просто жили, одолеваемые мелкими проблемами. Если возникали какие-то серьезные невзгоды, они боролись за жизнь. Но никто не рвался становиться спасителем вселенной. Существовали ли вообще какие-то великие цели?
«Вижу, ты озадачен, — вмешался Пастырь. — В этом нет ничего странного. Вопрос куда сложнее и объемнее, чем кажется на первый взгляд».
— Да уж, — произнес Игнат.
Он вспомнил, что первое время желание вылечить тело прочно держалось в его голове, заставляя действовать. Однако сейчас он не просто восстановил здоровье, а ушел далеко вперед от уровня простого смертного. Цель «излечиться» была достигнута, а он и не заметил. Теперь он продолжал расти скорее по инерции — потому что ситуация вокруг накалялась и напрягала.
«У меня есть кое-что для тебя, — произнес Пастырь. — Сейчас…»
Игнат настороженно уставился на учителя. Подарки от Пастыря? Нонсенс. Или здесь кроется какой-то подвох? Впрочем, как оказалось, Пастырь вовсе не собирался что-либо ему дарить. Он лишь направил в сторону хаосита сильнейший мыслеобраз.
В следующий момент дыхание Игната перехватило. Он услышал крики агонии, будто одновременно миллиарды существ погибали в страшных муках, и чувства каждого из них хаосит пропустил через себя. В груди появились боль и чудовищное опустошение. Будто его тело, разум и чувства разрывали напополам…
Сознание не выдержало и померкло.
Игнат пришел в себя на бетонном полу, обессиленный. На мгновение ему даже показалось, что разговор ранее был лишь сном, а он провалил очередную попытку обуздать Хаос.
— Что это было? — произнес он, заметив на себе внимательный взгляд Пастыря. — Это… какая-то пытка?
Игнат подумал, что теперь учитель будет понукать его мучениями, но ошибся.
«Примерно это испытывает существо, когда гибнет его родной мир, — ответил Пастырь. — Только в реальности ощущения в десятки раз мучительнее».
В комнате зависла тишина. Пастырь молча ожидал, когда человек переварит услышанное. Игнат же был неприятно поражен. Это что, настоящие воспоминания Пастыря?
— Если в реальности все еще хуже, — задумчиво произнес он, — то понимаю, почему монстры из аномалий безумны.
Он вспомнил, что инсектоиды всем ульем впали в спячку, чтобы пережить поражение родного мира. Теперь он лучше понимал необходимость этого решения.
Игнат представил, как сам ощущает нечто подобное, и содрогнулся. Ни в коем случае нельзя было такого допустить! Земля должна жить… а для этого должен погибнуть другой мир.
Понимание последнего факта выбило его из колеи. В будущей войне предстояло кому-то проиграть. Землянам или другой расе, но кому-то предстояло испытать невыносимую боль от гибели родного мира. И Игнат, с которым поделились отдаленным эхом этого ощущения, понял, что не желает знакомиться с ним в реальности.
Он хотел было спросить, зачем миры воюют, но осекся, ощутив себя ребенком, спрашивающим у родителей, зачем война. Вопрос был наивным и вместе с тем острым.
«Вижу, ты впечатлился, — произнес Пастырь. — Тогда продолжим. Помни это ощущение и защити свою планету».
Игнат кивнул. Чужое воспоминание отпечаталось у него на подкорке и теперь полыхало красным, как сигнал аварии на атомной станции. Теперь он понял, КАКОГО стимула ему не хватало все это время, чтобы обуздать Хаос.
Однако вместе с тем, в его подсознании возникли смутные мысли. Игнат еще сам не осознал их, но что-то ему не нравилось в текущем положении. Почему у него нет выбора? Сможет ли он его создать, если обретет силу?
Впрочем, Игнат был еще слишком слаб, чтобы иметь возможность влиять на столь глобальные процессы. Время для сложных рассуждений еще не пришло. Зато пришло время осадить, наконец, распоясавшуюся силу.
Борьба с источником Хаоса продолжилась, но теперь обрела иной характер. Игнат перестал злиться, психовать. Обуздав свои эмоции, он раз за разом вступал в борьбу с первостихией.
Приходя в себя после очередной попытки, он лишь молча начинал следующую. Не важно, сколько попыток он сделает и сколько времени и сил потратит. Это ЕГО сила. Ее даже передать некому, чтобы кто-то другой сделал грязную работу. А значит, есть только один путь — подчинить Хаос.
Именно тогда и пришли первые результаты. Настолько микроскопические, что хаосит долгое время даже не замечал их. Заметил, лишь когда удалось почти сдержать первую волну. Правда, ненадолго, и молчаливому учителю пришлось
