Вокруг дворца Ивора полыхало пламя, ветер доносил до них треск горящих бревен и вопли тысяч людей.
Эндрю посмотрел назад и испытал чувство гордости. Его солдаты бежали всю дорогу от Форт-Линкольна до Суздаля, и почти никто не отстал, все хотели успеть вовремя.
Запыхавшись от бега, офицеры сгрудились вокруг лошади Эндрю.
— Нам предстоит расколоть крепкий орешек, господа, — спокойно произнес Эндрю, вновь поднимая к глазам бинокль. — У наших парней нет навыков городского боя, так что мы с вами поступим вот как. Нельзя допустить дробления на небольшие отряды, к тому же в городе я не смогу контролировать ход боя так, как в открытом поле. Мы будем наступать колонной по четыре — так же, как мы построены сейчас. Роты с первой по четвертую пойдут вместе со мной прямо к Главной площади. Пятой, шестой и седьмой ротами будет командовать Майна. Я хочу, чтобы за воротами вы повернули направо, заняли бы стены и пробивались к Главной дороге, которая пересекает город с востока на запад. После этого двигайтесь по этой дороге. Десятая и одиннадцатая роты остаются в резерве у ворот. О’Дональд, выкатывай свою пушку. Сначала расчистишь зону у ворот, затем будешь помогать нам в битве на площади. И еще: скажите ребятам, чтобы не палили во всех подряд. Я понимаю, что будут случайные жертвы среди крестьян — этого не избежать. Но, Бога ради, скажите солдатам, чтобы они все-таки старались смотреть, в кого стреляют.
— Мы не будем контролировать Северные и Восточные ворота? — спросил Флетчер.
— Нет. Я оставляю им возможность отступления. Если нам удастся разгромить их, им придется уйти. Надеюсь, мы вызовем у них панику, и они побегут. Дело будет жарким, так что будьте осторожны. Если начнет чересчур сильно припекать, отходите к Южным воротам. Понятно?
Все утвердительно кивнули.
— Артиллерия, вперед! — возбужденно воскликнул О’Дональд. — Ну что, господа, начинается!
Нахлестывая лошадей, канониры понеслись к городу, и солдаты расступились, давая им проехать.
— Поднять боевое знамя!
По спине Эндрю пробежал холодок, когда из рядов выступили знаменосцы. За их спинами лязгнули пятьсот штыков, и пятьсот шомполов вбили пятьсот зарядов в пятьсот стволов. Ружья взлетели на плечи суровых солдат, и все замерли в ожидании.
Эндрю спрыгнул с лошади и, вытащив из ножен саблю, вышел на середину дороги. Не оборачиваясь, он поднял саблю вверх и указал ею на город:
— Тридцать пятый Мэнский, бегом марш! Набирая скорость, они неслись по склону холма вниз к городу.
О’Дональд, ревя от восторга, пришпоривал своего коня. Его артиллеристы отчаянно пытались справиться со своей пушкой, которая высоко подпрыгивала на каждом ухабе. Никогда еще ирландцу не доводилось испытывать такой радости — скакать впереди наступающей пехоты.
Ворота города были распахнуты. О’Дональд несся мимо истуканов вдоль дороги и был уже совсем близко от Суздаля. Перепуганные беженцы, попадавшиеся ему на пути, в ужасе разбегались во все стороны, словно завидев привидение.
Вдруг послышался встревоженный крик, и рядом с ним просвистела стрела.
— Орудие, к бою!
С навыком, приобретенным после долгих лет практики, артиллеристы резко свернули с дороги, и передок вместе с орудием зарылся в снег. Лошади еще не успели остановиться, а канониры уже стащили пушку с передка и направили ее ствол прямо на ворота.
— Сферический заряд, фитиль на одну секунду, — рявкнул О’Дональд, соскакивая с лошади и присоединяясь к своим людям.
Заряжающий поднес к пушке три фунта пороху и снаряд, внутри которого было пятьдесят ружейных пуль.
Рядом с ними начали втыкаться в снег стрелы. Заряжающий забил шомполом в жерло заряд.
О’Дональд схватил запал и воткнул его в казенник.
— Чуть-чуть левее. — Наводящий склонился над пушкой и изменил угол выстрела, следуя указаниям своего командира.
— Стоп. Поберегись!
«Наполеон» громыхнул и откатился назад. Мгновение спустя снаряд с ослепительной вспышкой разорвался прямо в створе ворот.
В этот момент мимо артиллеристов с воинственными криками промчалось все их войско, возглавляемое Эндрю.
Ему показалось, что он бредит, что его сознание выдает желаемое за действительное, пытаясь оттянуть неизбежный конец. С трудом превозмогая боль в раненной мечом руке, Калинка, тяжело дыша, прижался к стене.
На секунду все застыли, так как тоже услышали этот гром, но тут же боярин с яростным криком вновь замахнулся на него мечом.
Готорн был в первых рядах. Перепрыгивая через изувеченные тела, лежавшие в воротах, в отсветах пламени от горящего дворца Ивора он увидел, что дружинники в панике разбегаются от них прочь.
«Боже милосердный, — взмолился юноша, — пусть они убегут, пусть они убегут».
Он старался не смотреть на картину бойни, представшую его глазам. Улицы были завалены трупами: крестьяне, солдаты и знать — все без разбору лежали друг на друге. Они прошли пятьдесят, сто ярдов, не встречая сопротивления. Впереди были знамена и полковник Кин с непокрытой головой и высоко воздетым мечом. Он выглядел как ангел мщения, а рядом с ним вышагивал демон мщения, сержант Ганс.
Неожиданно бегущие дружинники остановились, столкнувшись с отрядом своих товарищей, спешащих им на подмогу.
Эндрю тоже остановился и посмотрел назад:
— Рассредоточиться по ширине улицы!
Будучи капралом, Готорн должен был следить за выполнением приказов и, следуя указаниям сержанта Барри, выстроил солдат в двойную шеренгу. Позади них так же построилась и вторая рота.
— Передняя шеренга, целься… пли!
— Задняя шеренга! — Винсент поднял ружье и направил его в сторону неприятеля. «Я не могу!» — с ужасом подумал он. Боже, неужели опять?
— Целься! — Его рука перестала дрожать, и он навел мушку на боярина, который криками и воплями гнал своих солдат вперед.
Не выдержав, Винсент закрыл глаза.
— Пли!
Его плечо заболело от отдачи.
— Первая рота, шесть шагов вперед!
Не опуская оружия, Винсент двинулся вперед.
— Обе шеренги, целься, пли!
— Вторая рота, шесть шагов вперед!
Как автомат, он срывал бумажную оболочку с патронов, его лицо почернело от пороха. Ему казалось, что это сон, что он деталь какой-то дьявольской машины, штампующей трупы.
Они медленно продвигались вперед по улице, перешагивая через раненых и убитых, а снег у них под ногами был розового цвета и оставлял пятна на форменных брюках.
Впереди показалась Главная площадь.
— Третья рота вперед, первая остается в резерве! — прорычал Эндрю.
Наконец остановившись, Готорн посмотрел себе под ноги и в ужасе отпрянул. С мостовой на него смотрело окровавленное лицо Нахаткима, на котором навсегда застыла мягкая улыбка.
