За дверью послышались шаги. Кто-то, очевидно, смотрел в «глазок». Такэру выставил на обозрение конфеты и шампанское. Лязгнул замок, металлическая дверь приоткрылась, и в проеме возникло припухшее со сна лицо молодой блондинки. Карий глаз взирал на Такэру с любопытством, и тот, продолжая улыбаться, проговорил:
– Извините, Марина дома?
Дверь приоткрылась пошире. Блондинка, оказавшаяся в каком-то полупрозрачном неглиже, покачала головой.
– Не-а. К обеду обещала быть.
Светлана и Алексей обменялись взглядами.
Такэру не придумал ничего лучше, как поинтересоваться:
– А где она?
Блондинка прикрыла рукой зевок.
– В парикмахерской, по записи. В такую рань, холера.
Готовясь ретироваться, Такэру сказал:
– Как жаль. В таком случае извините…
– А вы кто? – перебила девица. – Вы от Вовы Куроедова?
Такэру помедлил с ответом.
– Нет, мы с Мариной познакомились в Яп…э-э… я думал сделать ей сюрприз.
Светлана показала ему большой палец.
Блондинка просияла.
– Холера, я не при параде. Зайди после двух, а! Я намекну ей на сюрприз: она обалдеет.
Такэру попятился.
– Не знаю, удобно ли…
Перегнувшись через порог, девица выхватила конфеты и шампанское.
– В холодильник пока суну. Удобно, холера, просто кайф. Приходи, сюрприз: после двух ждем. – Дверь закрылась, лязгнул замок.
Такэру, Светлана и Алексей спустились в лифте и вышли из подъезда. Оказавшись в «Москвиче», они разразились смехом.
– Ограбила… холера… – хохотала Светлана.
А Калитин, отсмеявшись, подытожил:
– Не знаю, что у него за телки там, но могу спорить, это не английские биохимики.
Лицо Такэру сделалось серьезным.
– Да, придется искать дальше.
– Нам еще повезло, – заметила Светлана, – что этот придурок все три квартиры оформил на себя. А то замучались бы кувыркаться.
Калитин вырулил на шоссе.
– Кто сказал, что это вся куроедовская жилплощадь? – поставил вопрос он. – Может, у нашего фигуранта еще квартир навалом.
Светлана бросила на него обеспокоенный взгляд.
– Типун тебе на язык, Леш.
6
Папаня степенно прошелся по тренажерной. Василий с четырьмя амбалами ели его глазами. Куроедов и Гаврилыч, напротив, старались на него не смотреть. Плутоватые глазки Папани поблескивали под жиденькой челкой.
– Вообще-то, Владимир Сергеевич, – обратился он к Куроедову, – ссориться нам не резон. Так ведь?
– Конечно, Игнат, – встрял Гаврилыч. – Надо жить в мире.
Папаня, как прежде, его проигнорировал. Между тем взгляд, устремленный на толстяка, отвердел.
– Что молчишь? Язык прикусил?
Зыркнув на своего начальника охраны, Куроедов уставился в пол.
– Говори ты, – буркнул он, источая сумрак.
– Фраер копченый! – дернулся Василий.
Но Папаня вскинул руку.
– Оно и правильно, – заявил он Куроедову. – Я скажу слово, а ты послушай. Только слушай внимательно…
– Погоди, Игнат, – простонал вдруг Гаврилыч и, скорчась, заковылял к двери. – Что-то брюхо прихватило.
– Медвежья болезнь, – поставил диагноз Василий. И амбалы его, заржав, расступились перед ковыляющим начальником охраны.
Гаврилыч прохрипел, толкнув дверь:
– Погоди, Игнат. Щас приду. – И чуть ли не вывалился из тренажерной.
Под гогот амбалов Папаня обронил:
– Не торопись там. На хер ты нужен. – Он в упор посмотрел на Куроедова. – Короче, Володя. С тебя пол-лимона – и разошлись миром. Это начет тебе за Волобуя, за француза и за язык твой поганый. Согласись, по-божески.
Куроедов обратил на него набрякшие красные глаза.
– Сколько ты сказал?
Василий рявкнул:
– Пятьсот штук зеленью! Оглох, что ли?!
Пальцы на руках толстяка зашевелились, будто лишенные суставов.
– Посмотрим, – прошипел он.
– Смотри, – кивнул Папаня. – Сроку тебе три дня: соберешь наличку. Не то изымем твои квартиры, фазенду в Голицыне, а после… Володя, ты умный мужик. Тебе это надо? – Папаня направился к двери, но у порога обернулся: – Васька, ты заснул?
Василий таращился на дымящегося Куроедова.
– Щас, – отозвался он. – Побазарю с ним.
Папаня бросил на него осуждающий взгляд.
– Пять минут. Жду в машине. – И вышел в сопровождении четырех амбалов.
Василий, держа руки в карманах штанов, приблизился к Куроедову.
– Слышь, ты ширяешься, что ли?
Скованность толстяка будто ветром сдуло. Он в бешенстве откинул потные волосы со лба.
– Оближи мой анус, баран!
Белозубая улыбка Василия походила на волчий оскал.
– Не гони пургу, мужик: че ты себе впрыскиваешь? Колись, штуку дам – бабу на ночь снимешь. Без понтов, Володь, тебе шалавы хоть дают? Или ты вообще пидор?
У Куроедова задергалось веко. Его правая рука, удлиняясь, потянулась к обидчику.
– Иди сюда, шваль!
Однако Василий, проинструктированный братом-десятиклассником, проворно отскочил.
– Скажи, чем ширяешься. Может, я куплю эту дурь и сбыт налажу, без понтов.
Ринувшийся на него толстяк притормозил.
– Ты серьезно?
– Ну.
– Давай завтра у меня в офисе, о'кей?
Василий поскреб в затылке.
– Ништяк. Однако не всасываю: как мудаки и дешевки вроде тебя, ухитряются у нас бабки наваривать? А по ящику гонят волну на бандитов…
Куроедов, взревев, ухватил за гриф штангу и поднял 140 кг железа, точно батон колбасы. Обалдевший Василий попятился к двери. Толстяк двинулся на него, вращая штангу над головой.
– Пришибу, как муху! В стенку вобью!
Геройствовать Вася не стал. Выскочив за дверь, он рванул прочь и у выхода из спортклуба услыхал истошные вопли. Шагах в десяти от парковки, на асфальте лежал Папаня с двумя амбалами. Они были не просто мертвы, а растерзаны так, словно по ним промчался табун обезумевших буйволов. И немного подальше, вдоль проезжей части, удирали в ужасе оставшиеся два амбала. За ним гналось визжащее темное облако, внутри которого смутно различались человеческие фигуры. Через мгновение обе жертвы и преследователи скрылись с глаз.
Василий в оцепенении присел перед Папаней на корточки. Папаня лежал, раскинув руки. Лицо его являло собой кровавое месиво, а галстук был залихватски закинут на плечо. Уставясь на этот кошмар, Василий пробормотал:
– Ладно, гнида… ладно.
Охрана Куроедова молча наблюдала за ним из окон джипов. А в дверях спорткомплекса обозначилась лопоухая физиономия Гаврилыча, гнусно ухмыльнулась и пропала.
Ямото Кае, сидя за рулем угнанной «Хонды», следил за происходящим. Глава клана Черная Саранча был в ярости. Ему хотелось выскочить и порвать на клочки тех и этих, чтоб неповадно было чужакам использовать «субстанцию». С огромным трудом Ямото обуздал гнев: сперва следовало добраться до Ньюгартов, а уж затем… Этих Ньюгартов он не убьет столь милосердно, как недоумка Судзи. Умирать они будут мучительно… На лице Ямото появилась мечтательная улыбка.
