– Здравствуйте, – дружелюбно говорю я.
– Добрый день, – отвечает она едва слышно и отводит глаза.
– Я ваш сосед, – начинаю я, – по дому. Был только что на рынке, и меня попросили вам передать…
В моей руке за спиной появляется небольшой пакет с яблоками. Я протягиваю его женщине. Она непонимающе глядит на него, а потом в ее глазах мелькает интерес.
– Неужели Марина позаботилась? – спрашивает она.
– Да, – киваю, – Марина Яковлевна попросила зайти к вам и передать яблоки.
Женщина принимает пакет и спустя секунду говорит то, что я так жду услышать:
– Ну что же ты стоишь? Проходи. Проходи на кухню. Я сейчас чай поставлю. Ты будешь чай?
– Если вас не затруднит, – отвечаю, – и вы составите мне компанию.
Хотя я не ощущаю и не вижу той непонятной радости, с которой она открыла мне дверь, все же женщина начинает проявлять интерес ко мне и моему появлению. Она начинает хлопотать на кухне, крошечной, как и в любой «хрущевке». Что важно, помещение, выглядит чистым, опрятным и ухоженным. Как-то сразу видно, что все здесь находится на своих местах.
У окна, занавешенного короткими сиреневыми шторами, на подоконнике, стоят несколько цветочных горшков. Я особо не разбираюсь в декоративных растениях, но, судя по всему, это фиалки. Мое внимание привлекают фотографии в застекленных рамках как раз над столом, но пока говорить с хозяйкой о людях, изображенных на них, рано.
Чайник, закипевший на огне довольно современной на вид газовой плиты, свистит, тугой струей выпуская пар, и женщина отключает огонь. Потом она разливает в две белые чашки на столе передо мной заварку темного цвета, от которой исходит приятный чайный запах, и уже после наполняет их парующим кипятком.
– Вот сахар, – она снимает крышку с пузатой сахарницы, – а вот печенье. Угощайся.
– Спасибо большое, – вежливо отвечаю я и кладу в чай две ложки сахара, размешиваю их, достаю ложку из чашки и, дуя на кипяток, делаю крохотный глоток.
Гостеприимная хозяйка несколько секунд умиленно наблюдает за мной, потом, словно спохватившись, всплескивает руками и встает из-за стола. Она достает из недр кухонного гарнитура широкое глубокое блюдо и споро принимается мыть яблоки. Спустя минуту она заканчивает и водружает это блюдо с уже вымытыми плодами на стол.
А я все это время тихо и незаметно удивляюсь. Вот так запросто проводить довольно сложные манипуляции с чайником, заварником, чашками, сахарницей, яблоками и другими предметами для обычного человека – крайняя редкость. Для таких, казалось бы, простых действий нужно обладать ясным и незамутненным сознанием. Из нее могла бы получиться хорошая Плетущая.
– Скажи, – обращается она ко мне, – ты случайно не Тимофеевых племянник?
– Их самых, – легко отвечаю я, не думая о неуместной сейчас честности.
– И как они? – интересуется она, усаживаясь за стол напротив меня.
– Все хорошо, передают вам привет.
– Спасибо большое, – благодарно кивает женщина, – передавай им тоже.
– Спасибо, обязательно передам.
Она делает осторожный глоток и говорит:
– К Марине я сама зайду, чтобы поблагодарить за яблоки, – и добавляет. – Какой же она все-таки хороший человек. Побольше бы таких.
Я киваю в ответ, соглашаясь, но ее последующие слова настораживают меня:
– Когда Гриша с работы придет, вместе и поужинаем. Ты ведь останешься на ужин?
– Мне немного неудобно, – я старательно изображаю неловкость и добиваюсь своего.
– Останешься, – решительно говорит она и улыбается.
– Спасибо, – улыбаюсь в ответ, а сам гадаю, что значат ее слова о некоем Грише.
Молчание затягивается, и я решаюсь поинтересоваться:
– Кто это на фотографиях? – показываю на снимки, на которых изображены улыбающиеся и даже смеющиеся счастливые люди.
– Это моя семья, – тепло произносит женщина и снимает фотографию в желтой рамке. Она нежно гладит стекло и говорит: – Лиза, моя дочка. Сейчас ей 27, и у нее двое детишек: Маша и Катя. Они близняшки.
Она говорит, а я с превеликим изумлением отмечаю, как в окно пробивается солнечный луч и веселым зайчиком отражается от чая, что в моей чашке, на стене сбоку. Не менее удивленно наблюдаю за тем, как фиалки на подоконнике расцветают сиреневым, фиолетовым и нежно-голубым. Беспечные воробьи шумной стайкой подлетают к окну и, весело чирикая, цокают по оцинкованному подоконнику за стеклом. Счастье женщины, сидящей напротив, оказывается настолько сильным, что даже я невольно улыбаюсь.
– Она вышла замуж, – продолжает хозяйка, – за канадца и уже семь лет живет с ним. В Ванкувере. Муж работает в строительной фирме, а Лизонька дает уроки игры на пианино.
Она снимает со стены другую фотографию в светло-розовой рамке. На ней изображены двое детей.
– Это Мери и Кэт, но я зову их по-нашему: Катей и Машей. Им уже по пять годиков…
Солнца становится больше. Оно раскрашивает в яркие цвета этот мир, дарит радость и тепло.
– Они приезжают в гости? – осторожно спрашиваю я.
– Конечно, – следует ответ после короткой паузы. – Два года назад приезжали.
Сверкая, как драгоценный камень, по ее щеке скатывается одинокая слеза. Яркое солнце блекнет, а воробьи за окном вспархивают и улетают. Я слышу, как первые капли дождя звонко падают на оцинкованный подоконник за стеклом.
– Лиза звала меня уехать с ними. Переехать жить в Канаду, но… Куда же я? А Гриша?..
Она кладет перед собой третью фотографию с изображением молодого офицера в военной форме Советской армии. Следующая – свадебная: жених в костюме, а невеста, моя подопечная, в белоснежном платье с шикарным букетом роз.
За окном снова появляется солнце, и я вижу, как в дожде поднимается радуга, чьи цвета кажутся яркими и четкими. Прислушиваюсь, не веря своим ушам. Сквозь шум непрекращающегося дождя до меня все отчетливее доносится музыка. С каждым мгновением она становится все громче. Теперь уже нет нужды вслушиваться. Ее легкая и грустная мелодия проникает, кажется, в самое сердце и дарит ощущение полета и невесомости. Это седьмая симфония Бетховена, «Лунная соната», которую композитор написал, уже страдая от прогрессирующей глухоты. Это произведение он посвятил той, которую любил больше жизни.
– Может быть, – говорю я, – вы хотя бы в гости к Лизе и внучкам съездите?
Женщина фокусирует на мне взгляд, и в следующую секунду солнце исчезает, а вместе с ним и радуга. Еще несколько секунд звучит красивая мелодия, но потом замолкает, будто кто-то выключил проигрыватель.
– Я не могу все бросить, – наконец отвечает она. – У меня здесь друзья, знакомые, родители… на кладбище. У меня здесь Гриша.
– Ваш муж? – спрашиваю я.
