- Кто такая Рыська? - спрашивает Платон. - Она-то знает, что вы из-за нее деретесь? Баламут, ты ее знаешь? Приведи, пожалуйста.
Баламут сам бегать не хочет, двум бабам, что от реки шли, велит разыскать и привести. Появляется Рыська, выслушивает, в чем дело, дергает плечиком.
- Да они оба - придурки озабоченные.
- Вот те раз! - удивляется Платон. - Вы из-за девки дрались, а она вас знать не хочет. Вы бы сначала у нее спросили, который ей больше нравится.
- Подожди, Платон, - говорю я. - Парни, вы видели, как лоси из-за лосихи дерутся?
- Ну...
- Они дерутся, а лосиха рядом стоит, смотрит, выбирает. Поняли, балбесы? Если лосихи рядом нет, лоси драться не будут.
- Поняли, - бурчит тот, что побольше.
- Нифига вы не поняли. У лосей мозгов только на драку хватает. А вы что, такие же тупые?
- Все мы поняли. Рыська, я тебе медвежью шкуру принесу, - зыркает на нас глазами и уходит, прихрамывая. Второй тоже бредет куда-то.
- Спасибо, мужики. А то я уже не знала, что с ними делать, - говорит Света. - Ой, а вдруг они на самом деле на медведя полезут?
- Где они здесь медведя найдут? Нету здесь медведей, - фыркает Рыська.
На следующий день Платон говорит, что на великих стройках два выходных. Геологи совещаются и бегут уговаривать Сергея куда-то слетать. Сергей для вида сопротивляется. Мол, рано, спать охота. Но посылает Бэмби подготовить машину к полету. Степнячка прямо при нас сбрасывает все одежки, под восхищенными взглядами шабашников споро натягивает одежки чудиков и спешит к машине.
Ты смотри, как округлилась девушка, - восхищается Платон. - Совсем недавно ребра наружу торчали.
Мне становится интересно, что значит "подготовить машину", и я иду за ней.
Бэмби снимает с шеи блестящую железку на шнурке, открывает ей запертую от малышни дверь, проходит в кабину, улыбается мне и щелкает сучками, которые Сергей называет тумблерами. Причем, не всеми подряд, а по какому-то наитию выбирая нужные. Шарит глазами по пульту и над передним окном, внимательно всматривается в буквы рядом с тумблерами, прикусывая губку, над некоторыми задумывается на секунду. Один раз щелкнула тумблером, ойкнула и щелкнула назад.
Машина оживает под ее пальцами, наполняется огоньками и звуками. А когда раздается знакомый гул, Бэмби гордо оглядывается на меня, садится в кресло и надевает наушники.
- СЕРЬ'ОЖА, МАШИНА К ПОЛЕТУ ГОТОВА. ТОЛЬКО НАДО БАКИ ЗАЛИТЬ, - гремит снаружи ее усиленный голос.
- Когда ты научилась? - спрашиваю я.
- Серь'оже нужна умная девушка, - гордо задирает она носик.
- Он тебя не бьет?
- Ни разу. Только грозится. Когда я что-то не так сделаю, говорит грозно: "Сейчас как всыплю по мягкому месту!" Вначале я пугалась, а теперь знаю, что не тронет. Бабы говорят, чудики еще никого не били, только грозятся.
Прибегает айгурка. Я уже знаю, что ее зовут Фархай. Девушки тараторят, перемешивая слова всех знакомых мне языков. Фархай требует, чтоб Бэмби выяснила у Сергея, кто же из геологов ее выбрал. А не то она сама выберет себе мужчину. Но для этого надо знать, у кого уже есть женщины, а у кого нет. Быть второй она не согласна. Ее отец - первый охотник, а не какой-нибудь приблудный.
А я задумываюсь, почему Платон, стесняясь и отводя глаза, говорил, что летят только геологи, и никого из местных взять не могут. И что значит "расслабиться и спустить пар"? Ведь если они летят далеко, в незнакомое место, то расслабляться как раз нельзя.
Сам не знаю, как так получилось, но пока девушки обсуждают свои проблемы, я незаметно прохожу в конец салона и протискиваюсь в забитый коробками туалет. Жук дважды здесь прятался, и у него получалось, а чем я хуже?
Блин горелый! Он же пацан, а я охотник. Что я делаю?
Но если отжать коробки от стенки, и бочком, бочком... Теперь вдоль другой стенки, приподнять ногу, перешагнуть унитаз, развернуться... Может, даже сесть получится? Жуку было проще, он маленький.
Салон наполняется возбужденными, радостными голосами геологов: "Бэмби, ты же внешней трансляцией весь поселок перебудила!" - "Мужики, мангал взяли? А кетчуп?" - "Ласты? ты бы еще акваланг взял." - "Проверьте, Жук в туалете не спрятался?"
Дверь дергается, шуршат, сдвигаясь, коробки, прижимая меня к стене.
- "Пусто. Одни коробки. Зачем тебе столько барахла?" - "Вот сядем в тундре на вынужденную, узнаешь, что барахло это на вес золота." - "А если девушка пи-пи захочет?" - и взрыв хохота. Затем тарахтение экскаватора, лязг железных бочек и знакомые чавкающие звуки насоса - это началась заправка баков. Наконец, мы поднимаемся в воздух. Я кое-как сажусь на крышку унитаза, взгромоздив гору коробок себе на колени, и, от нечего делать, принимаюсь разбирать надписи на них.
- Во-зду-шн-ые филь-т-ры. - Непонятно. - Кас-се-ты ка-та-ли-за-то-ра. - Тоже непонятно. - Не кан-то-вать! - первое знакомое слово. - ЖВЗ, - такое даже произнести трудно. Наверно, я еще плохо буквы знаю.
Долго читал надписи, почти ничего не понял. А некоторые буквы вообще незнакомые. Вернемся, у Ксапы спрошу.
Час летим, второй летим. Коробки на ноги давят. Голоса за стенкой из-за гула двигателя не разобрать. Скучно. Наконец, снизились. Какие-то резкие громкие хлопки раздались. Сели. И недовольный крик Сергея:
- Только не в салон! Вы мне всю машину кровью зальете!
Неразборчивые голоса снаружи и снова Сергея:
- На внешней подвеске!.. Да не за рога! Бэмби, объясни бестолковому.
Снова летим. На этот раз - ненадолго. Наконец, приземляемся, и мотор стихает. Сразу хорошо слышны голоса. Геологи радуются как дети. Шумят, выносят наружу какие-то вещи. Вскоре голоса затихают в отдалении, хлопает, закрываясь, дверь. Я вылезаю из-под коробок, выглядываю в щелку. В машине никого. Осторожно выбираюсь в салон и осматриваюсь. Слева - лес, справа - река. Гелолги кучкуются шагах в пятидесяти, поближе к лесу. Кто-то свежует тушу лося-трехлетки, кто-то складывает костер. Сергей с Бэмби раздеваются на берегу, явно собираясь купаться.
- Бэмби, ты бы постеснялась при парнях бюст оголять, - кричит им Платон.
- А мне можно! Ребеночка я еще не рожала, из титьки не кормила. Серь'ожа волосы мне не подрезал, в свой костер не бросил. Как хочу, так и хожу! - звонко кричит в ответ нахалка и поводит плечами, чтоб сиськи колыхнулись.
Я знаю этот обычай степняков. Увести девку в свой вам, обрезать волосы и сжечь в костре - значит, объявить своей. У нас так обычно не делают. Не фиг баловать девок с тремя полосками. Но Баламут своим волосы подрезал. Правда, совсем чуть-чуть, не больше, чем на ладонь. Только чтоб видно было, и другие степнячки завидовали. Нравится ему, когда у девки волосы ниже лопаток. И девкам тоже нравилось. Но когда они всех достали своим хвастовством, Баламут при всех объявил, мол, мало подрезал, чтоб удобнее было на руку наматывать. Сколько сердитого визгу было! Даже сейчас вспомнить приятно.
