- Да от вас весь салон перегаром провоняет, - возмущается Сергей. - Мих сразу поймет!
Немного поспорив, решают спать под открытым небом. Но палатку ставить не хотят, потому что в лом, а дождя не будет. Приносят спальные мешки, раскатывают и ложатся. В последний момент Платон назначает дежурства по два часа. Первый - Вадим. Вадим вылезает из спальника, садится у костра, подбрасывает дров. Вскоре спят все, даже Вадим - сидя, уронив голову на колени.
Я, наконец-то, могу выползти из кустов и размять конечности. Заодно доедаю жареное мясо, скручиваю пробку с очередной канистры и напиваюсь воды. Невкусная вода у геологов. Никакого вкуса не имеет, ничем не пахнет. Вода должна вкус иметь. Даже талая вода весной - и то вкус имеет. А эта - никакая. Но в реке мутная. Год назад пил - и ничего, а теперь привык, что у нас, за перевалом, вода жутко холодная, но чистая. Мутную пить уже неприятно.
Темнеет. Вадима я будить не хочу, подбрасываю дров в костер и сажусь в сторонке. Какие-то геологи сегодня были не такие. НЕАДЕКВАТНЫЕ, как сказала бы Ксапа. Никогда я их такими не видел.
Блин горелый! Сам уснул. Будит меня волчий вой. Сразу в животе холодно становится. Волки летом сытые, осторожные. Но их много! А у меня копья нет! Раньше у нас только лесные волки водились. Мы их в то время просто волками звали. А потом из степи пришли степные волки. Более крупные и сильные. Лесные зимой стаей охотились, а летом на пары разбивались. Степные и летом, и зимой - стаей. Так лесные тоже круглый год стаей ходить повадились, иначе им от степных не отбиться.
Закидываю в костер все оставшиеся дрова, расталкиваю парней, а они не просыпаются. Никто! Тела мягкие, как мешки с хорошо размятой глиной. А на дальнем конце поляны уже зеленые глаза светятся. Лесные волки пожаловали. Много их, больше полусотни, наверно. Что же делать?
Если в вертолет людей перетащить, да запереться, то до утра отсидеться можно. Но пока одного тащу, волки других порвут.
Хватаю две канистры, пустую и полупустую, друг о друга колочу. Гулко получается, но не громко. Если б железные были... Бросаю пустую в костер. Знаю, пластмасса горит. И на самом деле - хорошо пыхнула. Огненный язык на пять шагов из себя выбросила, из костра выкатилась. Я ее пинком назад в костер загоняю. Шампуры хватаю, все восемь, за ремень сую. Мозгую, что у костра не отсижусь, надо как-то к вертолету пробиваться. Толика пять шагов тащу, бросаю. Юру к Толику подтаскиваю, Вадима - и так всех по очереди. Пять шагов протащу, брошу, за следующим бегу, по гитаре бью, чтоб гудела.
Волк к Платону осторожно суется. Я ему с размаха гитарой по голове. Нету гитары... Но передышку получаю - волки за тушу лося принимаются. Беда в том, что на всех не хватает. Матерые лося делят, молодых не подпускают. Молодые хотят геологов на вкус попробовать. Но боязно. Думают, что геологи моя добыча, раз я их тушки перетаскиваю, на них медведем рычу.
Юру удобно тащить - за капюшон спальника одной рукой схватил - и волоку. Вторая рука свободна. Остальные поленились в спальники залезть. Тащу кого за руку, кого за шиворот. Пуговицы обрываются, тела из одежды и спальников выскальзывают. Неудобно! Спальники волки треплют. А тут еще сзади волк суется. Тыкаю его шампуром. Целил в глаз, попадаю в пасть, щеку насквозь протыкаю. Он зубы сжимает, дергает, шампур у меня из руки вырывает и убегает. Скулит в отдалении. Остальные тоже отбегают. Я людей до вертолета дотаскиваю, дверь распахиваю, первого в салон закидываю. Волки снова ко мне подбираются. Выдергиваю шампур из-за пояса, бросаю в ближайшего. Не как дротик, а как Сергей нож метает. Хорошо выходит, шампур глубоко втыкается! Волк визжит, вся стая отскакивает. Я еще двоих в салон забрасываю. Волки наглеют. Хорошо, матерые тушей лося заняты. Набросились бы на меня все сразу. Эти молодые, трусливые. Осторожничают пока. Еще в одного шампур бросаю, шампур у него в боку остается. Я четвертого в машину закидываю, на ступеньку встаю, к выключателю тянусь, свет включаю. Оставшихся троих к лесенке подтаскиваю, а что дальше делать - не знаю. Еще в двух волков шампуры втыкаю. Они визжат, отбегают, остальным боязно. Я передышку получаю. В проходе гора тел. Кое-как еще двоих сверху забрасываю, дверь захлопываю, а последнего, Вадима, тащу вокруг вертолета к дверце пилотской кабины. Рычу на волков, они на меня зубы скалят. Молодая волчица за ботинок Вадима хватает, к себе тянет. Я их обоих волоку. Тут Вадим бормочет что-то невнятное, свободной ногой волчицу в лоб бьет. Она отскакивает, а я дверцу распахиваю, хватаю Вадима за ремень да за шиворот, в кабину забрасываю. В шею волка, что из-под машины суется, шампур втыкаю. Сам в кабину запрыгиваю, дверцу поскорее захлопываю. Перелезаю через обмякшую тушку Вадима, беру за грудки, сажаю в кресло пилота как полагается. В салон прохожу, кучу тел растаскиваю, по креслам рассаживаю. Тела мягкие, что же они с собой сделали? Пересчитываю дважды, проверяю, все ли дышат, проверяю, плотно ли дверцы закрыты... И на пол сажусь. Последние два шампура рядом кладу, чтоб под рукой были. Встаю, свет гашу, снова сажусь. А то волки меня видят, а я их нет. Когда глаза к темноте привыкают, у окна сажусь. Волки кости лося обгладывают, друг у друга вырывают. Котел и сковородку вылизывают. Вертолет им не интересен. Слушаю, как Бэмби дышит, но не бужу. Опускаю спинки у кресел геологов. Иду в кабину, но у кресла пилота спинка не опускается. Перетаскиваю Вадима в салон, сажаю как и всех остальных. Нюхаю, как его дыхание пахнет. Нехорошо пахнет, незнакомо. Только у Бэмби дыхание чистое.
Не знаю, что еще сделать, но не могу просто так сидеть. Трясет всего. Воду пью, открываю ножом банку мясных консервов, съедаю, вкуса не чувствую. Мобилку достаю, она мне говорит, приема нет, далеко очень. Мы все теперь не с рациями, а с мобилками ходим. Та же рация, только кнопочек больше. Чудики на самой высокой горе соту поставили. Охотники на два дневных перехода в разные стороны расходятся, а друг с другом поговорить могут. Удобно. Только раз в неделю на ночь нужно мобилу в хыз отнести, шнурок в нее воткнуть. Это называется "на зарядку поставить". Мы там шкаф с полочками соорудили, у каждой мобилки свое место. Просто и понятно всем. Но вот сейчас - облом, как Ксапа говорит.
В кабину захожу, припоминаю, как Сергей рацию включал. Пробую так же тумблерами щелкать - получается. Не так это и сложно. Надеваю наушники.
- Меня кто-нибудь слышит? - спрашиваю.
- Говорите по-русски, - отзывается рация знакомым голосом.
- Здравствуй, Петя, - перехожу на русский. - Это Клык говорит. Если меня искать будут, скажи, что я с геологами ночую.
- Здравствуй, Клык. У вас все хорошо? Почему ты на связи, а не Сергей?
