Павел остановился перед ней.
— Сюда? — спросил он Наблюдателя.
— Да, — ответил тот, но в голосе его не чувствовалось былой уверенности. Неожиданно он пошатнулся и привалился к стене — словно его невероятная жизнеспособность разом иссякла.
Замок тут был точно такой же, как запор на двери в убежище, — массивное колесо. Павел налег на него — тот не поддавался.
Он обернулся к Наблюдателю:
— Заело.
— Попробуйте сами еще раз, Лукин, — тихо ответил тот, — я не могу.
— Господи! — Павел с тревогой обернулся к спутнику. Особой симпатии к нему он не испытывал, но сейчас, когда он смотрел в слепые, остановившиеся глаза, его охватила тревога. — Да что с вами?
— Это не важно, Лукин, — по-прежнему тихо ответил тот, — теперь это действительно не так важно.
Павел в отчаянии налег на штурвал, повиснув на нем всем телом, но тот прочно застрял в гнезде.
— Лиза! — в отчаянии воскликнул он.
Лиза, точно опомнившись, тоже налегла на колесо замка, но ее слабых сил хватило лишь на то, чтобы повернуть штурвал на несколько миллиметров. Она устало прислонилась к стене рядом с Наблюдателем. Павел тоже отодвинулся от двери и подул на горящие ладони.
— Нужно поискать другой выход, — сказал он. Неожиданно он осознал, что ответственность полностью легла на его плечи, и ему стало не по себе.
— Какой выход?! — Лиза еле удерживалась от рыданий. — Выхода нет! Быть не может!
Неожиданно колесо замка дрогнуло и само собой медленно повернулось. На пол посыпались чешуйки ржавчины.
— О Боже! — пробормотал Павел.
Он обернулся к своим спутникам, но те молчали — Лиза стояла, отвернувшись к стене, а Наблюдатель застыл в каком-то странном ступоре. За его спиной неясной тенью виднелась крохотная фигурка мальчика.
Так же медленно, неохотно дверь отворилась, и в образовавшийся проем хлынул серый сумеречный свет. Там, снаружи, равномерно шумел дождь и пахло мокрой землей, молодой листвой, жизнью.
— Что ж, — сказал Павел, — пошли!
Оказалось, что выход из тоннеля расположился на задворках института, снаружи, за белым бетонным забором, обтянутым поверху колючей проволокой. Даже отсюда видно было, как над плоской крышей громоздится нелепый силуэт вертолета, похожий на доисторическое насекомое.
За чахлой рощей пролегало шоссе, по которому, фыркая в потоках дождя, проносились редкие автомобили.
Павел оглянулся на Лизу. Она стояла неподвижно, дождь стекал у нее по лицу, но она, казалось, не замечала этого. Рядом с ней застыла крохотная фигурка — мальчик присел на корточки, обхватив колени руками.
Он вновь огляделся в поисках Наблюдателя, но того нигде не было.
— Вот черт! — пробормотал Павел. — Погодите немного, я сейчас.
И нырнул обратно, в черный зев тоннеля.
Даже при том, что мир снаружи тонул в потоках дождя, в тоннеле было гораздо темнее, и прошло какое-то время, прежде чем глаза Павла приспособились к полумраку. А потому он не сразу увидел Наблюдателя. Тот сидел, привалившись к стене. Услышав шаги, он медленно повернул голову и слепыми глазами уставился на Павла.
— Это вы, Лукин? — тихо спросил он. — Я ничего не вижу.
Павел склонился над ним.
— Пошли отсюда. Я помогу.
Тот покачал головой.
— Бесполезно. И нерешительно добавил: — Посидите со мной. Это не займет много времени.
— Почему?…
— У меня… у всех нас… ограниченный срок жизни. Так с самого начала… было предусмотрено. Иначе… нас было бы очень трудно контролировать… даже нашим.
Он не задыхался — Павел вообще не мог различить привычных дыхательных движений, но говорил с трудом, запинаясь и часто останавливаясь.
Он сжал Наблюдателю запястье, пытаясь нащупать пульс, но, к своему удивлению, не смог его найти. И вдруг услышал странный тихий звук — Наблюдатель смеялся.
— Вы что, и вправду думали… все необязательные функции сдают первыми. Ведь это просто маскировка, Лукин.
— Кто вы такой? — тихо спросил Павел.
Тот чуть заметно пожал плечами.
— Эмиссар… если хотите. На это у наших умения еще хватило — раз уж сами сунуться сюда не могут — создать нас и запустить на Землю… и позволить нам тут умереть. Они даже принять нас обратно побоялись.
— Они? Кто — они?
Тот, казалось, не расслышал.
— Вы думали, они похожи на вас? Вы думали, они вообще на что-то похожи? Что их мир на что-то похож? Они там такое наделали, такое натворили, что и сами превратились черт знает во что. А теперь все — все, кто остался, — сидят там в камере перехода и ждут… ждут, когда их выродки наберутся здесь такой силы, что откроют им новое «окно»… уже навсегда… да еще и испохабят здесь все так, что вам, людям, и жить-то тут станет невозможно… а им — в самый раз. Это же стервятники, упыри… Сколько миров они разрушили. А ваши-то идиоты — как они перед нами, «представителями высшей цивилизации», заискивали… из кожи вон лезли.
— Их выродки? — переспросил Павел. — Дети? Разве… это не ваши дети?
— Наши? Не смешите, Лукин. Это их отродья. Бедные бабы под гипнозом, не помнят — как их доставляли туда, в камеру перехода, как обрабатывали… Только не получилось ничего… один брак, отходы… Вот только…
Он с неожиданной силой схватил Павла за руку.
— Этот ребенок, Лукин, этот последний ребенок… Они и сами не знают, что получили. Может, он и вправду способен вновь открыть им «окно» да еще устроить здесь что-то такое, что обеспечит им привычную среду, — так, что они попрут сюда… те, кто еще способен двигаться. Я обязан охранять его, я всего лишь исполнитель… я не могу иначе. А то бы прикончил его сам, своими собственными руками, пока он не… А может… может, этот ребенок — ваша последняя надежда, Лукин, единственное оружие против них. Кто знает, на что он вообще способен?
Он выпустил руку Павла и устало откинулся к стене.
— Моя программа выполнена. Остальное меня не касается. Дальше… вам решать, Лукин. Всем вам.
— Послушайте… — растерянно сказал Павел, — а что… что же нам теперь делать?
Но тот молчал. Павел нерешительно дотронулся до его плеча, и от этого слабого прикосновения Наблюдатель начал мягко клониться набок и наконец упал на холодный бетонный пол убежища.
С минуту Павел молча смотрел на неподвижное тело, потом отвернулся и вновь двинулся к выходу из убежища. Снаружи уже почти стемнело. Дождь лил уже сплошной стеной, и он с трудом различил в стеклянистой мгле две неясные человеческие фигуры.
Он не столько увидел, сколько почувствовал, что Лиза вопросительно взглянула на него.
— Ну вот и все, — сказал он.
— А он?
— Умер… — неохотно ответил Павел.
— А… он кто был на самом деле? — тихонько спросила Лиза.
— Черт его знает, — устало ответил Павел. — Послушай…
Он запнулся, отчаянно подыскивая нужные слова. Теперь он — единственный из живущих на Земле — знает обо всем. И он должен ей рассказать. Что муж ее и отец ее ребенка на самом деле вовсе не был ни мужем ей, ни отцом ее ребенка. Вообще не был человеком. Что сама она — объект циничной сделки, какого-то потустороннего эксперимента; что ребенок ее — вовсе не человек или, точнее, не совсем человек, а Бог знает кто, монстр какой-то. Столько лет все ее обманывали, столько лет вокруг нее были не люди, а оборотни. Хотя бы сейчас он обязан рассказать ей правду.
Всю правду.
Он поднял голову и увидел ее глаза — она смотрела на него внимательно и спокойно, чуть-чуть грустно, и он понял, что ему нет нужды говорить ей все это.
Она знает.
— И что же дальше? — мягко спросила Лиза.
Он покачал головой.
— Не знаю. Просто… пошли отсюда.
— Когда они поймут, что мы все-таки смогли выбраться…
— Они больше ничего тебе не сделают. Никто больше ничего тебе не сделает. Потому что…
Его слова прервал дальний гул — гигантская стрекоза поднялась над крышей института и зависла в воздухе. Павел почти физически ощущал, как под прозрачным колпаком бесстрастные глаза пилота обшаривают окружающее пространство.
— Ну, просто не посмеют, — сказал он уже менее уверенно.
Обтекаемое тело начало медленно разворачиваться в воздухе, и Павел понял, что оно летит к ним. Следом за первой из-за деревьев выплыло еще несколько машин.
— Бежим! — крикнул он. И тут же осознал, что бежать, собственно, некуда. Где-то внутри Окружной раскинулся огромный равнодушный город; но здесь, за подернутыми весенней дымкой деревьями, лежало залитое дождем пространство, где негде было укрыться — разве что попытаться остановить проносящийся мимо автомобиль и мчаться по шоссе, которое в конце концов приведет в еще один такой же город; а за этим замкнутым безвыходным миром лежит другой, чуждый мир, залитый мертвенным зеленоватым светом, и странные существа молча сидят в загадочной камере перехода.
