class="p1">Сослуживец ничего не ответил, двинулся к крыльцу.
— Пойду я.
Я придержал его за руку и предложил:
— Пятёрку хочешь заработать?
— Ну?
— Плачу пять рублей за твои записи.
— Ты серьёзно?
— Ага. Хочу узнать, кто на кого ставил.
Митя немного поколебался, потом заявил:
— С тебя червонец, и записи не отдам. При мне смотри.
— Если так — то дам трёшку. Или пятёрку, если дашь переписать.
Ну и сторговались в итоге. Пришлось раскошелиться, но семи рублей ради такого дела было совершенно не жалко. Да и как иначе? Не силой же записи забирать! Опять же, в этих каракулях без пояснений Мити точно бы не разобрался. Так что — нормально.
С вечерней тренировки пришлось отпроситься, сразу после выезда в город переоделся в штатское и поехал в больницу. И — о, чудо! — впервые перед четыреста двадцать девятым кабинетом не дожидались своей очереди пациенты, последний покинул его прямо передо мной.
— Петя, заходи! — пригласила Лизавета Наумовна, велела убрать плащ на вешалку и разуться здесь же, дабы не тащить грязь в процедурную, а сама провернула ключ, запирая входную дверь. — Уф! Неужели на сегодня всё?
Я виновато улыбнулся и напомнил:
— Ещё со мной возиться.
Лизавета Наумовна махнула рукой.
— Да брось! Не чужой человек.
Не чужой? Ну, отчасти так и было. И не только в просьбе доцента Звонаря дело, всё же на пару от диверсантов отбивались.
Медлить я не стал, зашёл в процедурную, разделся и улёгся на медицинскую кушетку, прикрывшись простынкой. Руки оставил открытыми, и Лизавета Наумовна сразу углядела повязку.
— Так! — протянул она. — Это ещё что такое?
Пришлось рассказать. Лизавета Наумовна избавила меня от бинтов, а только приложила ладонь, и мигом пропали жжение и зуд. Но вот покраснение и частичное онемение так никуда и не делись.
— Лучше?
— Гораздо! — подтвердил я и спросил: — А мне что-то Звонарю надо будет отправлять?
— С тебя теперь только результаты зачётов. Ты курсы когда окончишь?
— Уже.
— Тогда заверь копию в канцелярии, — попросил Лизавета Наумовна, начав замешивать диагностический порошок. — Можешь мне занести, передам Макару Демидовичу с результатами осмотра при личной встрече.
Я заранее поморщился в ожидании неприятных ощущений, но волноваться стоило отнюдь не только о жжении. Когда Лизавета Наумовна до предела сдвинула простынку к моему паху и начала втирать в кожу разведённый до состояния жидкой кашицы порошок, отрешиться от касания женских пальцев не получилось при всём старании.
— С подружкой так и не помирился? — спросила вдруг Лизавета Наумовна.
— Нет, — ответил я с тяжёлым вздохом.
— Оно и видно.
Многозначительное замечание заставило покраснеть, даже захотелось подтянуть повыше простынку. Ещё и Лизавета Наумовна подлила масла в огонь, не удержавшись от какого-то совсем уж несерьёзного хихиканья. Хорошо хоть почти сразу прекратила втирать порошок и потребовала:
— Начинай работать со сверхсилой, как в прошлый раз.
Жжение, резь и даже боль помогли взять себя в руки, а потом в ход пошли иголки и стало не до всяких глупостей. Пусть сегодня болезненные ощущения и были не столь острыми, как в прошлый раз, но и так зубами поскрипеть пришлось. Опять же место на редкость неудачное…
— Что нового? — спросила Лизавета Наумовна явно с целью отвлечь меня от этих неприятных ощущений.
— Курсы окончил, — повторил я и набрал в грудь побольше воздуха. — Ещё посещение института вольным слушателем согласовали. Второй семестр точно проучусь, может, и дальше останусь, но не факт.
— Молодец! Моё заключение обязательно к пакету документов приложи. Не потерял его?
— Нет! Как можно?
Захотелось похвастаться, что теперь тоже кандидат, пусть и простой, а не кандидат-лейтенант, но совладал с искушением, промолчал. Лизавета Наумовна перешла к наиболее болезненному заключительному этапу воздействия и спросила:
— А с личной жизнью, получается, не складывается?
— Увы…
— Не переживай, всё у тебя будет хорошо, — приободрила меня Лизавета Наумовна и принялась выдёргивать иглы. — Ну, пробуй!
Я вытер с лица испарину и подниматься повременил, так и продолжил лежать на спине, пытаясь прийти в себя. Потом сделал осторожный вдох, потянулся к сверхсиле и — не ощутил ни жжения, ни простого дискомфорта. Показалось даже, будто входящий поток самую малость стабильней сделался. Вроде бы его проще удерживать под контролем стало, не так сильно куда-то в сторону тянуло теперь.
— Петя, окажешь одну небольшую услугу?
Неожиданный вопрос заставил потерять концентрацию, и я бросил втягивать в себя сверхсилу, заявил в ответ:
— Ещё спрашиваете! Конечно, окажу! — И лишь после этого уточнил: — А что нужно сделать?
— Ничего. Просто полежи спокойно пять минут… — Лизавета Наумовна смерила меня оценивающим взглядом, вздохнула и поправилась: — Или хотя бы три…
Она сунула руку под халат, и я глазам не поверил, увидев, что именно соскользнуло на пол по её ногам мгновение спустя. Ну а потом Лизавета откинула с меня простынку и ловко забралась на кушетку, немного повозилась, устраиваясь сверху, и… какое-то время я только и мог, что лежать и смотреть. Затем опомнился и обхватил пальцами подрагивавшие под халатом груди, но эту мою инициативу не оценили.
— Подружек своих тискать будешь! — заявила Лизавета и отбросила руки, ни на миг не прекращая своих размеренных движений.
И я послушался, принял правила игры, но финишировал в итоге всё же сверху. Определённо сказались наработанные навыки борьбы в партере — никак иначе объяснить тот факт, что мы при той судорожной рокировке не сверзились с кушетки на пол, лично у меня впоследствии не получилось.
В четверг проснулся в чужой кровати. Прежде со мной такое случалось лишь один-единственный раз, а чтоб проснуться не одному — не случалось вовсе.
Лизавета уже не спала; с вставленной в мундштук сигаретой она сидела в пеньюаре, откинувшись на спинку стула, а ноги вытянула и уложила на край кровати. Окно мы вчера задёрнуть не удосужились, в комнате было достаточно светло, полупрозрачная ткань позволяла разглядеть очертания стройной фигуры и отнюдь не маленькой груди, тёмные ореолы сосков и кудрявые завитки в самом низу живота. Я залюбовался открывшимся зрелищем, потом перехватил насмешливый взгляд и спросил:
— Вы же… не курили?
Вышло неловко, да и заминка незамеченной точно не осталась, Лизавета рассмеялась.
— После того, что ты со мной проделывал весь вечер и половину ночи, глупо обращаться на «вы», не находишь?
На самом деле не столько проделывал я, сколько проделывалось при моём посильном участии, но заострять на этом внимание показалось как минимум неуместным. Поправился:
— Ты же не курила?
— Иногда находит, — пожала плечами Лизавета, вытащила из мундштука окурок и вдавила его в пепельницу. — Ещё что-то хочешь узнать?
— Ну…
Я в нерешительности замялся, и, как видно, столь
