— Кто сказал? — Иван поднял голову, он сидел, прислонившись к решетке.
— Наш тюремщик. Игнат, кажется…
— Да, он сказал «щелчок» или ответить на щелчок — и что из этого? — вступил Уберфюрер.
— А то, что это означает… Он играл в ЧГК!
— Серьезно? — удивление в голосе Уберфюрера. — Ваш коллега?
— Что такое «чэгэка»? — спросил Иван.
— «Что? Где? Когда?». Игра такая была, интеллектуальная. Это наш профессиональный жаргон. «Щелчок» — взятие вопроса влет. Или когда версия «щелкает» — то есть, очень красиво подходит к вопросу. Понимаете?
— Нет, — сказал Уберфюрер. — А, черт. Понимаю. И что дальше?
План составился совершенно фантастический. По словами Водяника, ЧГК — это невероятный драйв, приток адреналина. Фактически наркотик. Тот, кто когда-либо играл, этого никогда не забудет. Идея профессора состояла в том, чтобы снова подсадить тюремщика на этот наркотик, а потом по просить о помощи. В общем, раскрутить.
— Ну-ну, — сказал Уберфюрер, выслушав. — Фигня какая-то, я вам говорю. Давай, действуйте, а я посмотрю. Только ни фига у вас не выйдет.
— Спасибо за оптимизм, — съязвил Водяник.
— Да не за что.
В следующий обход они начали забрасывать крючок. Когда шаркающие шаги оказались совсем рядом, Иван повысил голос:
— Моя очередь! В общем, так: выйти на поверхность из метро можно не только через шахту эскалаторов, но и через эту штуку — но обычно через эту штуку не ходят даже физически сильные люди. Но если бы эта штука находилась в Москве, то все было бы гораздо проще — потому что там эта штука гораздо короче. Как называется эта штука? Ваш ответ, Проф?
Напряженное молчание. Игнат продолжал обход. Звяканье миски…
— Ну, что, Проф? Сдаетесь?
Бульканье воды. Скрежет железной кружки по бетонному полу.
— Э-э… Может быть, хмм… предположу, что это… скажем, пожарная лестница?
Снова шаги.
— Нет. Внимание, правильный ответ. — Иван выдержал паузу. — Это… вентиляционная шахта! ВШ, короче. В Москве они короткие, двадцать — тридцать метров, а в Петербурге от пятидесяти метров и глубже. И еще там лестницы обычно сгнили… — добавил Иван для красочности. Впрочем, так оно и есть. — На фиг сгнили.
Про различие между московским метро и питерским Иван знал от Косолапого. А вопрос они составляли вместе с профессором. А потом Иван учил его наизусть, чтобы не сбиться в ответственный момент.
Тюремщик подошел уже совсем близко. Шаги…
— Мда. Источник, как я правильно понимаю: личный опыт автора вопроса? — язвительно заметил Водяник.
Шаги резко остановились. Долгая пауза.
— Что ты сказал? — произнес Игнат.
— Это вы мне? — уточнил профессор.
— Ага.
— Во-первых: «вы сказали», — холодно поправил Водяник. — А во-вторых, я говорю: вопрос кривой совершенно. Как такой брать?
— Значит… — Пауза. — Вы здесь играете?
Рыбка заглотила крючок.
* * *
Иван загадал, что тюремщик выдержит до следующей кормежки. Ошибся. Игнат выдержал гораздо дольше. Только после второй кормежки, когда Иван начал думать, что все потеряно, в темноте раздалось шлепанье босых ног по бетону. Затем тяжелый вздох.
— Эй! Вы были в Клубе? — спросил слепой.
— Конечно. А что?
— Не обманываете?
Иван даже привстал. Вот и наша рыбка.
— С чего бы? — удивился Водяник. — Конечно, профессионально из всей нашей компании играл только я… И откровенно говоря, вот эти мои приятели — ну совершенно мне не соперники. При всем моем к ним глубоком уважении.
— Спасибо, — съязвил Иван.
— Да? — в голосе Игната было недоверие. — А может мы… нет, конечно, нет.
— Вы тоже играли?
— Ну, если это так назвать…
— Я так и почувствовал, что вы из наших, — сказал Водяник. — Даже хотел предложить сыграть. Но, думаю, это будет несколько нечестно. Вы за время жизни здесь несколько утратили навыки, в то время как я…
— Может проверить! — возмутился Игнат.
— Вы бросаете мне вызов? — уточнил профессор.
— Да! — отрезал Игнат. — Только откуда мы возьмем вопросы?
— А что, базу Степанова уже отменили?
Молчание. Иван прямо чувствовал, как скрипят мозги тюремщика.
— Вроде бы еще нет, — по голосу чувствовалось, что Игнат улыбается.
— Каждый из нас наверняка знает вопросы, которых не знает другой. Можно попробовать. Только чур без всяких «пошути, как дядя Петя», — сказал Водяник. — Терпеть не могу такие идиотские вопросы.
— Обижаешь!
* * *
Пока они бомбардировали друг друга вопросами, Иван успел и заскучать и подремать. Маньяки, одно слово.
— Пожалуй, я больше не буду играть, — сообщил Водяник со вздохом. Причем, как подозревал Иван, совершенно искренним. Отказ от любимой игры, пусть даже в таком, усеченном виде, профессору был все равно что нож острый.
— Но почему? — спросил тюремщик.
Иван поднял голову. Профессор до сих пор не давал тюремщику повода для подозрений, но рано или поздно это должно было случиться.
— Без таймера это не так интересно… — Водяник начал издалека.
— Будет, — сказал Игнат.
— И мне… мне нужен свет.
А вот теперь основное, ради чего все затевалось.
— Это еще зачем? — насторожился Игнат. — С какой-такой стати?
— Сенсорная депривация, — сказал Проф, словно это все объясняло.
Пауза.
Иван покрылся холодным потом. Ну же!
— А! — сказал тюремщик. — Понимаю. Подавление эмоциональной сферы. Эксперимент «МК-Ультра»?
— «Свечка», — вздохнул Водяник.
— Какая еще свечка? — Иван решил, что ослышался.
— А то! — охранник явно обрадовался. — Конечно, «свечка». Вопрос-то простенький. — Он надолго задумался. — Ладно, будет вам свет. Карбидка подойдет?
— Ацетилен, реакция присоединения, — мгновенно процитировал Водяник.
— Ну, это слишком просто. А если так: архитектор Ян Летцель — чех по национальности — много лет провел в Японии. Построил множество зданий в неклассическом для японцев стиле. После великого землетрясения Канто он вернулся в родную Чехию. И там умер, не дожив двадцати лет до того, как к одному из его зданий пришла всемирная известность. Итак, вопрос: чем же прославилось это здание?
Молчание. Игнат, судя по звукам, начал ерзать в нетерпении.
— Ну же!
Профессор вздохнул и сказал:
— Мне становится сложно думать без света, понимаете, коллега? Я не могу сосредоточиться. Мысли скачут — какая уж тут игра. Понимаете?
— Понимаю, — сказал наконец тюремщик. — И все же попробуйте.
