— Понимаю, — сказал наконец тюремщик. — И все же попробуйте.
— Ну, я не могу быть уверенным. Может быть, это здание выстояло при ядерном взрыве в Хиросиме?
Откуда они все это берут? Иван даже представить не мог, какой объем знаний нужно впихнуть в мозги, чтобы ответить на подобный вопрос. Да и не только в знаниях дело, конечно…
— Верно, — сказал тюремщик Игнат. — Это было здание городской больницы…
* * *
— База Степанова — это всеобщая база вопросов, когда-либо задававшихся на всех ЧГК-турнирах, брейн-рингах и прочих… На «Своей игре», например. Свечка — «сгоревший» вопрос, который уже задавался на предыдущих играх и сгорел, — пояснил профессор. — Что еще? «Перекрутить» вопрос — это найти сложный и неправильный ответ на вопрос, в котором правильный ответ — как раз самый элементарный. Знаточье — ну, это наше внутреннее… «Гроб» — не берущийся вопрос, мертвый…
Иван подумал, что у него крыша скоро поедет не только от темноты, но и от рассказов Водяника. Что может быть скучнее, чем разговор с фанатом о предмете его фанатизма?
Но ради дела — надо. Иван снова начал слушать.
К следующей кормежке тюремщик принес электрический фонарик в длинном обрезиненном корпусе. Так ведь это же мой фонарь! — Иван поднял брови, но ничего не сказал. Хрен с вами, воришки. Главное, что план действует.
Свет. Сейчас это была лучшая вещь на свете.
Глаза профессора блестели, ноздри раздувались. Иван сам невольно увлекся. Водяник с тюремщиком отыграли уже десяток вопросов, счет был 6:4 в пользу профессора… Лицо Игната было мокрым от пота — и счастливым.
Скоро можно будет его брать голыми руками. Он как наркоман сейчас. Только, к сожалению, у них осталось в запасе всего две кормежки.
— Внимание, следующий вопрос, — сказал Водяник. — При постройке московского метрополитена даже планировка станций имела идеологический смысл. В отличие от буржуазного метро, где платформы расположены по краям, а рельсы — посередине, в Москве, как известно, сделали все наоборот. Так что же, в отличие от буржуазии, является главным в метро согласно марксистско-ленинской идеологии[2]? Вот в чем вопрос[3]. Минута пошла.
Щелканье таймера.
Тюремщик вдруг поднял большой палец. Лицо его преобразилось, пылало, плавилось в страсти.
— Да… Да… сейчас! Это… Итак, по нашему мнению, главным в метро… согласно марксистско-ленинской идеологии является… выбор пути!
— И ваш ответ? — уточнил профессор.
— Э-э… Выбор пути.
— Ответ принят, — объявил Водяник. — Внимание: правильный ответ… Это будет…
Тюремщик выпрямился, лицо его светилось. Постоял как пьяный. Неожиданно он покачнулся, обессиленный, отступил к клетке… Прислонился к ней…
В следующее мгновение рука Уберфюрера схватила его за лоб. Другая — взяла за подбородок. Резкое движение. Крак. Жуткий, какой-то смертельный хруст ударил по нервам. Иван вздрогнул. Тюремщик обмяк.
— Многие знания — многие печали, — сказал Уберфюрер. Тюремщик начал заваливаться вперед, колени его подогнулись…
В глазах Игната еще целую секунду горел недоуменный огонь… погас.
Он упал на пол мягко, как мешок, набитый тряпками. Профессор замолчал, потрясенный.
— Мы ведь хотели договориться… Зачем же так? — только и смог сказать он. Уберфюрер присел, просунул руку сквозь решетку, подтянул тело к себе за штанину.
— А как? — Иван посмотрел на Водяника. — Он бы вас ослепил, забыли?
— Он был… — Профессор сел, прислонившись к решетке. Ноги его не держали. — Он был из наших. Знаточье поганое. Черт возьми.
Уберфюрер дотянулся до связки ключей, звяк. Он выпрямился и лихорадочно завозился с замком. Наконец нашел нужный ключ. Щелк. Щелк. Скри-и-ип. Дверь решетки открылась.
Начал освобождать остальных, гремя ключами.
— А он правильно ответил, Проф? — спросил Иван непонятно зачем.
Профессор все так же сидел в своей клетке, глядя на тело. Водяник поднял голову. Какой постаревший взгляд у него, поразился Иван.
— Нет, — сказал Водяник. — Он «перекрутил» вопрос. Правильный ответ: главное в метро — люди. Элементарно.
* * *
Дальнейшее запомнилось обрывками. Захватив фонарик, они устроили самый настоящий побег по всем правилам — с наведением паники, криками, неразберихой и битьем часовых…
По пути захватили два автомата и рожок патронов.
Впрочем, им встретилась только пара братьев — иначе трофеев могло быть больше. Слепые не ожидали атаки на своей станции, а противостоять зрячим, когда у тех появился источник света, они не могли.
Ивана с компанией держали, как он и предполагал, в маленьком бункере, вход в него был из туннеля, ведущего на юг, через Озерки и дальше — к Невскому. Так что теперь они шли по туннелю.
Появление света принесло и некоторые сюрпризы.
— Та-ак, — протянул Уберфюрер, глядя на Юру Нельсона. Луч фонаря упирался новому знакомому в лицо. — Та-ак.
— А что? — тот с испугом оглядел себя.
Иван подумал, что еще немного и он не сможет больше сдерживаться. На ржач пробивало — просто сил нет…
— Действительно, в чем проблема, Убер? — спросил Иван. — Он же тебе сразу сказал, как его называют?
Уберфюрер почесал небритый подбородок. М-да.
— Я-то думал, его Нельсоном как адмирала прозвали. Мол, одноглазый…
— Тогда бы был Кутузов, — сказал Иван.
— …и однорукий, — неумолимо закончил Уберфюрер. — Впрочем, это никогда не поздно исправить…
Юра по прозвищу Нельсон оказался негром. Слегка бледным из-за жизни под землей, но — все-таки чернокожим. Бывает, подумал Иван.
Прошло полчаса.
— Фигли, — продолжал возмущаться Уберфюрер, пока они шли по туннелю к Озеркам. — А оно вон как вышло. Какой-то Нельсон Мандела. Эй, Мандела! — обратился он к негру. — Ты правда черный? Или меня глаза обманывают?
Возможно, Уберфюрера и обманывают глаза, подумал Иван, но тогда у нас у всех массовые галлюцинации. Ха-ха. И это говорит человек, использовавший в метро галлюциногенное оружие.
— Отстань от человека, — сказал Иван.
Его поддержал профессор Водяник:
— Действительно, сколько можно?
Уберфюрер остановился, круто повернулся. Иван понял, что сейчас будет драка…
— Баста! Так, я не понял, я что, выгляжу как сосунок, которому нужны советы?!
Иван усмехнулся.
— А я что, выгляжу как человек, которому стоит предъявлять претензии? Как думаешь?
С минуту они смотрели друг на друга — глаза в глаза. Кто кого переглядит. Потом Уберфюрер выругался сквозь зубы и отступил. Дальше пошли молча.