— Езжай! — велел Павел, взглянув на Потапа.
Машины снова поехали прочь от злополучного знака.
Священник продолжал читать молитвы, по его щекам ползли слезы.
Молитвы ли помогли или что-то другое, но проклятый знак больше не появился. Прошло пять минут, десять, пятнадцать. Вот впереди показалась развилка — увидев ее, Павел облегченно вздохнул.
— Вырвались… — прошептал он, — Ну и дела…
— А я уже п-переживать начал, — сказал Потап. — Едем-едем — и уехать не м-можем…
Им действительно удалось вырваться. Тем не менее радости никто не чувствовал, до самой базы ехали молча. Наконец машины остановились, Потап заглушил двигатель.
— П-приехали! — объявил он и облегченно вздохнул.
Павел вышел из машины. Он знал, что в лагере теперь только и будут говорить, что об этой неудавшейся вылазке, но ничего не мог с этим сделать. Более того, не хотел сейчас об этом думать. Ему захотелось напиться, — пожалуй, только теперь он по-настоящему понял Чилима.
— А как же я? — услышал он голос священника, — Мне домой надо…
Павел оглянулся, окинул батюшку холодным взглядом.
— Отвези его… — велел он Потапу, повернулся и пошел к своему дому.
Был конец ноября. По календарю уже полагалось выпасть снегу, но холода пока не приходили. Лишь по ночам слегка подмораживало, однако днем солнце прогревало воздух до пяти — семи градусов тепла — об этом можно было судить по укрепленному в тени на дереве термометру.
Около недели шли сильные дожди, все это время обитатели землянки почти не выходили на улицу, коротая время при слабом свете жировых светильников.
Думаю, зимы вообще может не быть, — сказал Алексей как-то вечером, когда все собрались у радиоприемника, — Климат изменился, у нас теперь зимы должны быть теплые.
О погоде заговорили после новостей из Петербурга — там тоже отмечали необычно теплую погоду. Сам новостной выпуск в основном был посвящен событиям в мире. Ситуация продолжала оставаться очень сложной. Во многих странах свирепствовали эпидемии, с которыми некому и нечем было бороться. Сотни миллионов, миллиарды разлагающихся трупов — людей, животных — загрязняли источники воды, делали невозможной прежнюю жизнь. По оценке экспертов, в течение года людские потери от голода, болезней, химического и радиационного заражения могли стать сопоставимыми с теми, что мир уже понес от катаклизма.
Алексей слушал выпуск новостей и думал о том, что им еще повезло. Даже очень повезло. Здесь, в теплой, сухой землянке, все новости воспринимались как что-то далекое и нереальное. Словно приходили они с другой планеты, из иного мира. Все это случалось где-то далеко и не с ними…
Утром, еще до завтрака, Алексей уже привычно отправился проверять силки. Ловушку на крупного зверя он не ставил, для пропитания им вполне хватало зайцев.
Сегодня в силки попались два зверька. Один был еще жив: стукнув его деревянной колотушкой, специально сделанной для этой цели, Алексей вздохнул. Да, жалко. Но так уж устроен этот мир, что кто-то кого-то всегда ест…
Вернувшись домой, он занялся разделкой зайцев. Ольга вынесла ему кастрюлю для мяса — взглянув на девушку, Алексей заметил, что она чем-то расстроена.
— Что-то случилось? — насторожился он.
— Нет. Ничего… — ответила Ольга и вернулась в землянку.
Завтрак проходил в непривычном молчании. Алексей чувствовал, что что-то произошло, но не стал допытываться, что именно. В последнее время у Лены и Ольги довольно часто возникали небольшие размолвки по хозяйственным делам. Скорее всего, так было и на этот раз. К ним лучше сейчас не лезть — захотят, расскажут сами…
После завтрака Ольга пошла к ручью мыть посуду, Лена и Сергей отправились собирать грибы. Алексей начал вытесывать топором новую разделочную доску взамен старой, расколовшейся прошлым вечером. Прошло минут сорок, Ольги все не было. Забеспокоившись, Алексей воткнул топор в чурбак и направился к ручью.
Ольгу он нашел сидящей на камне. Она была очень спокойна — тем не менее, взглянув на нее, Алексей понял, что девушка плакала.
— Рассказывай, что случилось, — попросил он, сев рядом, — Снова с Леной поругалась?
Ольга ответила не сразу — казалось, она долго подбирала слова.
— Прости меня, я была неправа, — тихо сказала она, — Это моя ошибка, у меня нет права держать тебя. Ты волен поступать так, как хочешь.
— Ты это о чем? — не понял Алексей.
— Спасибо тебе за все, что ты для нас сделал, — продолжила Ольга. — Завтра утром мы с Сергеем уйдем.
Алексей нахмурился.
— Оля, я не понимаю тебя. — Он взял девушку за руку, Ольга мягко освободилась, — Объясни, что случилось?
— Сегодня утром мы разговаривали с Леной, — ответила Ольга, не глядя на него. — Она сообщила, что беременна. От тебя… — Девушка опустила голову.
— Беременна? От меня?.. — Алексей несколько секунд удивленно смотрел на Ольгу, потом даже засмеялся — до того это все было абсурдно. Затем вновь стал серьезным: — И ты ей поверила?
— Хочешь сказать, что она… — В глазах девушки затеплилась робкая надежда.
— Она все выдумала, Оля. Просто она ревнует тебя ко мне, вот и выдумывает все эти глупости. На нее за это даже сердиться нельзя, она ведь еще совсем девчонка. Погибли ее родители, ей сейчас очень трудно. Хочется видеть кого-то рядом, чувствовать себя кем-то любимой, защищенной. А кроме меня, рядом никого нет. Вот и вбила себе в голову, что должна меня у тебя отобрать. Отсюда и все эти выдумки.
— Ты не обманываешь меня? — Губы Ольги дрогнули, глаза наполнились слезами.
— Разве я могу тебя обмануть? — Алексей обнял Ольгу, поцеловал. Прижал к себе. — Неужели ты не чувствуешь, что я не могу без тебя жить, что мне никто, кроме тебя, не нужен?
Ольга тихо заплакала.
— Прости меня… — всхлипнула она, — Прости… Просто она так убедительно говорила… Про то, как вы ходили в село, про заброшенный дом… Про кровать, на которую ты ее повалил…
— По пути в село мы остановились отдохнуть на поляне, — сказал Алексей, — Лена спросила, нравится ли она мне как женщина. Я ответил, что она красивая, — что я ей мог еще сказать? Тогда она предложила жить втроем, одной семьей. Я велел ей забыть об этих глупостях, сказал, что однажды она найдет себе хорошего парня и выйдет замуж. Вот и все. Какое-то время она на меня еще дулась, потом забыла. Никакой кровати не было и в помине.
Ольга улыбнулась. Потом засмеялась. На ее глазах блестели слезы, но это уже были слезы радости.
— Я ее убью, — сказала она. — Утоплю в ручье или убью вот этой вот кастрюлей.
