— Я леса ваши видал. Ничего, сгодятся для засады, — Хальвдан постучал пальцами по столу. — А вот в то, что вы не знали, что творится у вас под носом, я поверить не могу. Будто вам выгоды не было в том, чтобы дань при себе оставить.
Посадник тяжко вздохнул, словно мудро предвидел столь вздорные обвинения, но надеялся, что их всё же не будет.
— Да мы же долю нашу отдать совсем даже не прочь. Видят благосклонные Боги — не обеднеем. И защита княжеская нам ой как нужна — не тряпками ведь тут торгуем! Думали, задержались ваши люди-то. Сталбыть, скоро будут.
Хальвдан недоверчиво качнул головой.
— И о сговоре древнеров ничего не слыхали? Они же друзья ваши ближние. Неужто народ не болтал?..
— Ты, воевода, не думай, что я тут с древнерами побратимство завёл, — гордо сверкнул глазами Вако. — Дикие они, как есть. Одно что болотную руду нам возят. А опасаюсь я их. Что у них, дремучих, на уме — одни Боги ведают.
Он посолонь начертил в воздухе знак Огня западных немеров, отгоняющий скверну. Дай волю — и волхва кликнет, чтобы очищающий обряд провёл. Лишь бы от древнеров, очернивших себя так сильно, отгородиться.
— Да не такие уж они и дремучие, — Хальвдан внимательно посмотрел на носки своих сапог и, вытянув ноги, закинул одну на другую. — Просто… не любят они нас. Чужаками считают.
Посадник понимающе хмыкнул и переглянулся с писарем, который снова отвлёкся от своего занятия.
— Вот и не удивительно, что на кметей напали, — пожал он плечами. — А с нас спрос каков? Мы дань свою присовокупим — готова она уже давно. Только вас дожидается. За обозом вашим присмотрим, сколько нужно будет, — и добавил многозначительно: — И людей ваших будем кормить, сколько понадобится. Только ты уж на нас не серчай. И владыке скажи…
— Скажу-скажу, — перебил его Хальвдан. — Всё скажу.
Вако обиженно нахохлился. Княжеской милостью, судя по всему, он очень дорожил. А то ж! Осерчает Кирилл — и полетят головы. А первой — его, Вако, голова. Даже если и не так, то посадником ему не бывать уж точно. И заступа близкого друга — Квохара — не поможет.
— А в ополчение мы ещё с восемь десятков людей снарядим, — тут же сменил Вако тему, возвращаясь зачем-то к недавнему разговору. — А то и больше. Ты не сумневайся, воевода. Только… разве наши дела так плохи? Что войско пополнять надо.
— Плохи-не плохи, а князь приказал — значит, выполняйте без лишних вопросов, — скривился Хальвдан, чуя грядущие препирательства. — Это вам не во вред делается.
Вако только руками на него замахал. Дескать, я всё понимаю — надо, так надо.
— Просто не хотелось бы совсем без мужиков остаться. Зима на носу, да и работы у нас тут всегда хватает. Рудники много труда требуют. К тому же вельды от нас не так и далеко. Что тут… Три? Четыре дня пути? Не лучше было бы у нас ополчение собирать?
Оно, может, и правильно. Да только ещё до того, как в стену Лерги было заложено первое бревно, местом сбора ополчений на случай похода была назначена Елога. А там уж сколько лет жил тысяцкий Добран, которому и Кирилл, и воеводы доверяли больше, чем кому-либо ещё. Не найти в окрестностях воина опытнее и сильнее его.
— Вы, главное, людей соберите, а там вольётесь в ополчение по дороге до Ярова дора. Добран к вам ещё наведается. А пока он живёт в Елоге, ополчение будет собираться там.
— Что ж поделать… — быстро смирился посадник. — Добрана к нам не заманишь.
Да и не удивительно. Чего тут, в Лерге, делать, кроме как смотреть на рабов и их надсмотрщиков? Здесь даже сама земля будто противилась творящейся на ней несправедливости. Леса отступали на север: что вырубили, а что чахло само по какой-то неведомой причине. Сосновый и берёзовый молодняк, бушующий во все стороны в любом другом месте, окрест Лерги приживаться не хотел. Даже ели и осины, что повсюду у немеров и остальных племён княжества считались деревьями злыми, не хотели их заменять. А отъедь на несколько десятков вёрст — и вот тебе чаща, сам босоркун ногу сломит. Пустоши вокруг города заросли вереском, изничтожающим любую другую траву. Местные каждую весну пытались засеивать поля, но земля тут была серая, как дорожная пыль, и каменистая — урожая не больно-то соберёшь. Говорят, когда-то здесь пролегал пологий отрог Гребня, но по прошествии сотен лет совсем зарос и просел. Теперь сизая полоса гор виднелась только на юге. Кажется — близко — а попробуй доедь.
— Ладно, Вако, — Хальвдан неспешно встал, одёрнул рубаху. — Объедать вас наши воины больше не будут. В обратный путь обоз отправится завтра. Нечего тут у вас стоять — нам ещё зимовать и войско снаряжать. Я возьму к древнерам тех кметей, которые приехали со мной из Кирията и пятерых — из твоей дружины. И снаряди ещё десяток людей для сопровождения обоза. Пусть едут трактом — нечего тропами плутать. Вон до чего довело…
Вако покивал, соглашаясь, но спросил тихо:
— Сейчас, когда такое случилось, не опасно тебе к древнерам ехать, воевода? К тому ж через лес, а не по большаку.
— Может, и опасно, да деваться некуда, — Хальвдан пожал плечами. — Время не терпит. Ты только скажи, короткий путь до древнеров всё тот же?
— Нет, ту тропу затопило ещё весной. Болото разрастается после каждой зимы, даже летом не пересыхает. Мы мост справили там, где Рычуха вливается в Нейру. Мои люди покажут.
— Я на твоих людей очень надеюсь, — предупреждающе прищурился Хальвдан.
Вако поднялся из-за стола навстречу и протянул ему руку для прощания. Тот пожал его запястье и, кивнув кметям, которые тут же зашевелились, будто сбросили оцепенение — вышел из покоев посадника.
В сторону Излома выехали ранним утром, только свет солнца тронул затянутый облаками окоём. Кмети, беспрестанно зевая и плотнее кутаясь в плащи, молча ехали за Хальвданом. Даже здесь, в южных землях, зима подступала уже к самому порогу. То и дело с неба принимался сыпать мелкий снег, и тогда всё вокруг тонуло в белёсой пелене. Терялись в ней огромные валуны, тут и там торчащие из земли да поросшие серым лишайником. И уж тем паче становилось не видно далёкой гранитной гряды, что ещё высилась за спиной, отдаляясь.
Жеребец Хальвдана Расенд[23] прикрывал глаза от снега, но продолжал нести всадника вперед лёгкой рысью, ничуть не сбавляя шага. Управлять им приходилось с осторожностью. В густом вересковнике сложно заметить острые камни, а на них конь запросто мог подвернуть ногу. Скорей бы закончилось это проклятое всеми Богами место. Там, где положено быть чернозёмным полям и до осени снимать два урожая — только степь, в которой и скот толком-то не выпасешь. Пастбища с более сочной травой, как ни странно, лежали ближе к Гребню.
