Район вокруг Маджубалаана просто сровняли с землей. Вдоль Бюргерстраат все хорошенькие домики были украшены хорошенькими белыми звездочками — следами попадания пуль.
Харьяло вытер лоб.
— Что там у Петра?
— Его роте не слишком повезло, особенно взводу Пересыпкина. На первый взгляд это незаметно, но они не особо старались брать пленных. Я говорил с Петром.
В гневе Полярник предпочитал не говорить, а действовать, причем очень решительно.
— А с Бейерсом что? Юрий сказал, что с ним вы тоже разговаривали.
— Там дела неважно. Он хочет в отставку. Я его убедил подумать еще, но его отношение к делу мне не нравится.
— А что такое? — спросил Харьяло.
— Отчаяние вперемешку со страхом. Он ждет, что его вот-вот убьют. Я и хотел бы его использовать, но не могу. — Он вновь принялся постукивать трубкой по колену. — Мне он необходим, Матти. С военной точки зрения инициатива в настоящий момент принадлежит нам, но в политическом смысле мы сейчас держим оборону. — И он снова погрузился в размышления.
Харьяло задумчиво посмотрел на него.
— Антон, а почему бы нам не позволить Петру заняться разведкой? Ему это неплохо удается.
— Петр — это наш разящий меч. А у нас иногда появляется наклонность пускать меч в ход по каждому поводу. Мне иногда приходит в голову, что, если бы у Петра была хоть крупица воображения, он уже десять раз был бы покойником. Хотя это и несправедливо по отношению к нему. И тем не менее я точно знаю, что можно ожидать от Петра.
— Ты собираешься поручить политику Тихару?
— Завтра. Как бы мы ни притворялись, что презираем политику, это нелегкое дело, а у Тихару есть, к этому способности.
— Так что он советует?
— Полную передислокацию. Перевезти население на острова, чтобы язва не могла распространяться.
— На войне умеренность не лучше слабоумия. А ты что скажешь?
— А что я могу сказать? Это довольно проницательный анализ нашего положения, и, возможно, лучшего выбора у нас нет.
— Возможно. А от Туга ничего не слышно?
Верещагин едва заметно поморщился от отвращения.
— Он чрезмерно высокого мнения о собственной персоне, считает себя незаменимым. К сожалению, я слышал, как он намекал, что рад оказаться посредником между нами и Бондом. По-моему, он был пьян. Его контора закроется, влияние сойдет на нет, а его Комплекс перейдет под мой контроль, пока я не распоряжусь иначе.
Харьяло рассмеялся.
Верещагин положил руки на колени и прикрыл глаза.
— Ну так скажи мне, Матти, какой выбор у нас есть?
— О Боже! — Харьяло рухнул в кресло. — Мы можем спрятаться в свою раковину, выпотрошить очистительные заводы и укрепить Комплекс. Тогда им придется либо перейти на нашу сторону, либо вернуться к первобытному состоянию.
— У лидеров буров, которые пытаются заполучить бразды правления, слишком много крови на руках, чтобы они могли допустить это.
— Тогда остается вариант Ёсиды: бросить буров за колючую проволоку, выжечь всю зелень и оставить коммандос подыхать от голода.
— Но многие сбегут и продолжат сражаться. В результате целое поколение озлобится и прольются моря крови, причем немалая ее часть будет нашей.
— Мы можем просто пойти напролом, — заупрямился Харьяло. — Мы вытрясем из тех, кто работал на Ретталью, имена нескольких руководителей, выследим коммандос, загоним их в болото и придушим. Если мы будем действовать решительно и жестко… — Он не договорил.
Если бы они действительно могли это сделать, тогда еще куда ни шло. Но если у них не хватит сил действовать подобным образом, им придется подавлять буров. А те, в свою очередь, постараются устроить батальону Верещагина кровавую баню, которой им до сих пор удавалось избежать. Если слишком часто лезть в драку, в конце концов тебя пристукнут — это одинаково справедливо и для одного человека, и для целого батальона. И храбрость могла смениться трусостью за несколько месяцев, несколько часов, а иногда и за несколько минут.
— А чем мы располагаем, Матти? Десятью ротами? И с такими силами подавить выступление сотен тысяч буров? Впрочем, есть еще один вариант.
— И какой же?
— Когда другого выхода не останется, тогда я тебе скажу, — ответил Верещагин.
— Ну что за черт!
— Будем просто выполнять свой долг. Матти, тебе никогда не приходила в голову мысль жениться?
— Нет, всерьез — никогда. У меня пока не появлялось желания обзавестись наследником.
— Мы слишком долго были вдали от родины, Матти, и потеряли связь с ней. Все мы. И это пугает меня. Что это ты прячешь за спиной, бутылку вина? Если это действительно вино, так давай выпьем — поводов у нас предостаточно.
— Это действительно вино, и сейчас мы его разопьем. А еще у меня есть один анекдот — о том, как несколько фанатиков решили нанести удар по империализму, подпалив плавильный завод в Мариентале. А рабочие-африканеры отлупили их и вышвырнули прочь.
Верещагин невольно растянул губы в улыбке. Харьяло встал и потянулся.
— Так что передать Наташе? — с невинным видом поинтересовался он,
Верещагин открыл глаза.
— И ты туда же? Ну почему каждая сволочь норовит лишить меня свободы и передать в руки женщины?
Харьяло ухмыльнулся.
— Не-ет, Антон. Ты точно так же отмечен Каиновой печатью, как и я. — И он выразительно посмотрел на лоб Верещагина.
Во время бесконечного отступления под льющимся с неба дождем Мигер шагал рядом с Пинааром. Никто не разговаривал с тех пор, как они двинулись прочь от того места, где прежде был космо-
— Для простого фермера вы слишком хорошо говорите по-английски, — сказал Мигер, небрежно перешагивая через чью-то винтовку.
Пинаар кивнул.
— Надеюсь, вы знаете, куда мы идем?
Пинаар снова любезно кивнул, чувствуя, что его задницу сейчас сведет судорога. Годы не стояли на месте, и у этой чертовой задницы было достаточно времени, чтобы отвиснуть.
— Если хоть десятая часть доберется до места, можно будет считать, что нам здорово повезло.
— Они изголодались и расползаются по домам. Но некоторые все-таки пойдут дальше, — нарушил молчание Пинаар. Горстка его стейндорпцев шла позади, подгоняя плетками тех, кто пытался отстать. Десять лет назад он сам шел бы с ними.
— Что за идиотская случайность, — мрачно заметил Мигер. — Ведь это ядерная бомба разнесла космопорт вместе со всеми проклятыми дураками. А вы и не знали, так, что ли?
На этот раз Пинаар промолчал, отрицательно мотнув головой. Он упорно пробирался вперед через болотистые заросли.