1762 год. Париж. Франция
Она поправила меховой воротник, отряхивая с него капли – слезы растаявших снежинок. Отодвинула шторку, глядя за город, по которому ее несла повозка. Парижские улицы застыли во льдах. Самое унылое время года – январь. Праздники позади, впереди долгая стылая зима, полная болезней и холодного ветра, время дорогих свечей и окоченевших мертвецов.
Обледенелый воздух лопнул от звона колоколов. По мере приближения к собору гул слаженного хора нарастал. И, наконец, стих. Семь часов вечера.
Лорин вышла на площадь перед собором, отпустила кучера и направилась ко входу, сметая опавший снег полой накидки. Ей довелось покинуть берега Османской Империи совсем недавно. Там зима была иной, мягкой. Там под защитой достойного мужчины Лорин оставила детей до своего возвращения. В случае, ежели она в течение трех месяцев не подаст о себе знак, было составлено подробное письмо с указаниями, как отыскать в Венгрии аббатство Паннохальма. Стены, вырастившие ее, позаботятся и о детях. Первую часть дневника Лорин оставила Сафару. Никто, кроме него, не смог бы защитить бумаги. Возможно, когда-нибудь придет за ними тот человек, который сможет понять и принять многовековую мудрость Созидателей, и не использовать ее во вред. Но является ли Адам Далтон таким – Лорин не знала. Человек, которому Харди собирался вручить корону мира – Великий Могол, как символ власти и доверия, был ей незнаком. Она лишь рассчитывала, что наставник не ошибся и не прогадал с выбором. Задача Далтона – не дать политике взять верх над учением Созидателей. Не превратить их науку и философию в оружие против тех, кому они должны служить.
Собор парижской Богоматери застыл между веками и между мирами. Корнями он упирался в землю, вершиной своей, заселенной уродливыми горгульями, напоминал об адских муках, витражи, пережившие обновление, скульптуры на библейские мотивы заставляли думать о спасении души.
Лорин сняла капюшон, поправила волосы и прошла вперед между рядами свечей и лавок. В этот морозный будний день здесь было немного прихожан, и те, стоя на коленях, молили о милости того, кто сам посылал им испытания. Лорин остановилась, смиренно склонив голову. Осторожно посмотрела по сторонам. У колонны справа стоял человек, одетый в длинную черную накидку с поднятым воротом и шляпу, что полностью скрывало его лицо. Он чуть заметно махнул рукой в перчатке. Лорин сделала глубокий вдох и направилась к нему, в то время как незнакомец ушел дальше, спасаясь за колонной от золотистого отблеска свечей.
Лорин приблизилась и остановилась, глядя на него. Тень приоткрывала лишь его подбородок и узкие губы с едва заметным шрамом от неосторожного бритья.
– Какое дивное место, – его голос был тихим, но она слышала каждое слово. – Христианский собор возведен на том самом месте, где наши великие предки поклонялись Юпитеру. Рим в нашей земле и в нашей крови, лишь глупцы будут противиться правде и просветлению.
– Бесспорно, – подтвердила Лорин. Похоже, незнакомец здесь один. Она не видит ни слежку, ни прячущихся стражников, и нет у собеседника того особого чувства защищенности, что часто возникает у людей, чьей жизнью опекаются.
– В храме хранится терновый венец Иисуса Христа, вы знаете это?
– Слышала.
– А известно ли тебе, что византийский император Балдуин II заложил священную реликвию в Венеции, городе торговцев и шлюх? Да так и не смог ее выкупить. Символ страдания Господа нашего как разменная монета. Тревожно, не так ли?
Созидатель, говорящий о боге. Лорин долгое время пыталась узнать от Харди хоть малейшую информацию, которая бы подтвердила или опровергла все то, что она слышала в монастыре. Но он говорил об уровне допуска, о том, что ей не положено это знать. Со временем Лорин сделала свои выводы, и поняла одно: есть вещи, для которых ни у одного человека не должно быть полагающегося уровня доступа, хотя бы потому, что людской разум ограничен.
– Итак, вы – та самая беглянка, наделавшая столько шума, – угол шляпы повернулся к ней, будто огромный клюв ворона. – Покинувшая Тауэр с помощью ассасинов. А перед тем – подсобившая тамплиерам в вопросе установления главенства в Индии. Моё почтение, миледи, вы непревзойденный игрок. Но, должен заметить, вы сами не совсем понимаете правила игры, в которую ввязались.
– Согласна. Поэтому я хочу из нее выйти.
Из-под шляпы послышалось хмыканье. Подумав, человек опустил ворот и обнажил голову. Короткие темные волосы, высокий лоб, широкая переносица, близко и глубоко посаженные карие глаза. Харди достаточно точно описал его, чтобы Лорин не сомневалась: перед ней Адам Далтон.
– Здесь достаточно безопасное место? – спросила она.
Конечно, будь иначе, он бы не назначил встречу именно в соборе. И если бы все ограничилось светской беседой, уточнять не было бы смысла.
– А как же иначе? – спросил Далтон, не скрывая насмешки. – Мы под защитой Отца нашего! Кому придет в голову чинить распутство и зло в этом месте? Ну, кроме тех, кто носит рясу, разумеется.
– Вы получали сообщение от Алистера Харди?
– Да, – уже серьезно подтвердил тот. – Я прибыл на встречу, как мы и договаривались и напрасно прождал два дня. Позже узнал о его безвременной кончине. Чудовищно.
По сказанному тяжело было догадаться, что именно чудовищно: смерть Харди от рук Созидателей или же зря потраченное время Далтона.
– Собрание грядет, – Лорин достала из-за пазухи бархатный мешочек. – Это то, что вам должно пригодиться.
На коже его перчатки всколыхнулось отражение свечного пламени. Он развязал шнурок и заглянул внутрь мешочка. Глаза Далтона расширились. Возможно, он и рассчитывал на нечто подобное после переписки с Харди, но едва ли думал получить заветный камень так, при тайной встрече в парижском соборе. Коронация обычно происходит куда более торжественно, особенно если идет речь о правителе всего мира.
– Какой приятный сюрприз.
Это была самая удивительная фраза, которую только мог произнести человек, получивший в руки грандиозный дар. Пусть никто не падет к его ногам в тот же час, но влияние, которое он сумеет заполучить благодаря реликвии, увеличит его шансы во много раз. Он уже победитель, если не пойдет на попятную.
– И чего же вы хотите за эту безделицу?
В его взгляде, обращенном к Лорин, можно было бы прочесть вежливый интерес, если бы только она не видела его насквозь. Он боится. Боится того, что власть, которую только что вручили, могут так же легко отнять. Страшится оказаться под влиянием того, кто его возвел на пьедестал. Вот почему Адам Далтон предпочел бы не оставаться в должниках.
– Хочу, чтобы вы забыли обо мне, – Лорин легким движением пригладила мех воротника. – Не искали. Думаю, в ваших руках достаточная плата за одну жалкую жизнь.
