– Хочу, чтобы вы забыли обо мне, – Лорин легким движением пригладила мех воротника. – Не искали. Думаю, в ваших руках достаточная плата за одну жалкую жизнь.
Адам Далтон медленно убрал мешок за пазуху. Надел шляпу.
– Несколько странная просьба, но ожидаемая. Что ж, думаю, это можно устроить. В конце концов, я вам обязан, и в силах старейшин прекратить преследование.
Он чуть поднял голову, посмотрел на нее из-под шляпы и с легким раздражением, которое сопровождало удивление, спросил:
– Вы не спросите, какую сторону я собираюсь поддержать, войдя в совет?
– Не переоценивайте меня. Всё, что я хочу, это быть забытой.
Из-под шляпы донесся смешок.
– Вы слишком умны, леди Питерс, чтобы всерьез рассматривать такую возможность. На что же вы опираетесь?
– На ваше честное слово. На то, что Алистер Харди не зря доверял вам.
Лорин почувствовала жар, хотя в соборе было холодно. Душно и холодно. Легкое головокружение и учащенное сердцебиение обычно подсказывали ей об опасности. И сейчас, глядя на направленную в ее сторону руку Далтона, она не испытала удивления, рассмотрев в рукаве под кружевной манжетой дуло. Этот вариант пистолета немного отличался формой от обычного и крепился к предплечью жесткими ремнями, не позволяя соприкасаться с кожей во избежание ожогов. Обычно такое огнестрельное оружие приводилось в действие рычагом, пропущенным через плечи одежды, за воротом, другой рукой.
– Не допускают промахов только мертвые, – тень от шляпы скрывала теперь его лицо, оставив на свету только подбородок и рот. – Харди сделал верный выбор, хотя ошибся в мотиве.
Лорин посмотрела на огромный крест – символ господнего распятия, что немым укором возвышался над молящимися прихожанами.
– Пристрелите меня? Здесь?
– Вовсе нет, – Далтон протянул ей флягу. – Пейте.
– Яд? Я видела действия многих ядов. Лучше пристрелите.
– Никто не собирается вас здесь убивать, леди Питерс. Выпейте. Не заставляйте действовать силой.
Лорин испытывала невероятную… досаду. Да. Удивительно, при всем богатстве палитры чувств, захлестнувших ее в тот момент, сильнее всего была именно досада. За Харди, отдавшего свою жизнь напрасно. За себя, так нелепо сыгравшую на стороне предателя. «Твоё здоровье, дурочка», – подумала она, делая большой глоток из фляги. Жидкость была кислой и терпкой. Первые секунды ничего не происходило, а затем Лорин почувствовала тяжесть в голове, словно после солидной дозы алкоголя. Тело обмякло, хоть она еще оставалась в сознании, когда Далтон выводил ее под руки на непослушных ногах из собора. Последнее, что ей запомнилось – это ледяной колючий ветер, скользнувший по щекам.
* * *
Возвращение в реальность было болезненным и пугающим. Ей казалось, что все внутренности вырвутся из нее наружу, живот словно вспарывали ножом, во рту ощущался привкус крови. Кто-то протер ее лицо снегом, придерживая за волосы. Лорин еще не открывала глаза, а ее куда-то снова вели. Что-то больно ударило под колено.
– Залезай! Шевелись давай!
Руки крепко связаны за спиной. Часто моргая, она старалась вернуть ясность зрению. Вокруг было темно, она стояла на коленях. Здесь очень тесно, как… в карете, она в карете. И не одна. Перед ее лицом – бархатные туфли. Не сапоги, а именно туфли. Хотя на дворе зима и много снега. Его обледеневшие комья еще сползали по ее лицу и волосам, превращаясь в теплую воду.
– Сядь, Химера.
Лорин подняла голову. Бархат, еще бархат, черный, глухой, точно ночь, и бордовый, как подсохшая кровь. На толстых пальцах – золотые перстни. Тяжелый браслет на массивном запястье. Еще до того, как увидеть короткую бороду, очерчивающую широкий овал лица и оплывшую шею, мясистый нос и ненавидящий взгляд из-под лоснящихся бровей, Лорин знала, что перед ней Римлянин. Андреа де Маркато. В ее жизни было множество врагов, но все они ненавидели не Химеру, а ее образ, роль, которую пришлось исполнить на очередном задании. Все, кроме Римлянина, который презрение и злобу выливал исключительно на ее бедную голову.
– Ты у меня в гостях, или я у тебя? – спросила Лорин, садясь напротив него. Кое-как об плечо утерла влагу со щеки. Должно быть, она жалко выглядит, как и положено поверженной химере – многоликой твари, в честь которой ей дали имя.
– Скорее, мы оба гости, но у меня больше привилегий, – его широкий рот растянулся в неприятной улыбке. – Откровенно говоря, я давно бы убил тебя, разрубил бы на куски и скормил собакам, чтобы быть уверенным, что ты не сбежишь и не воскреснешь. С исчадьями ада так и следует поступать.
Лорин криво усмехнулась.
– Еще полить святой водой не забудьте. Чтобы наверняка.
Его глаза блеснули, голова надменно приподнялась:
– Но мне велено доставить тебя в Тауэр. Для суда и казни. На площади, а не на задворках темницы. На потеху толпы. Занятно, не так ли? Быдло, которое ты так хотела спасти от нас, будет ликовать в миг твоей смерти.
– Слишком много трагизма! Мне видится иной финал.
Окно скрывала толстая занавеска. Невозможно ничего разобрать. День, раз тонкой полоски света хватает слабо осветить карету, но покинули они Францию или еще нет? Освободить руки не удавалось, запястья ломило и жгло тугой петлей. Пальцы занемели.
– Ты ждешь спасения? – рассмеялся Римлянин. – От мужчины, чей разум околдовала? Соблазн, лишающий разума – вот единственное твоё умение. Но не жди напрасно. Клайв давно опьянен достатком, светскими играми, опиумом и новой пассией. Тот ассасин, что спас тебя из Тауэра, далеко. Его помощники в Лондоне мертвы.
– О, ты мастер вселять надежду, – Лорин незаметно добралась до своего корсета.
Она никогда не затягивала шнур, позволяя предмету гардероба свободно облегать фигуру, а не стягивать ее. Помимо удобства и подвижности это спасало от деформации скелета. В противном случае она бы не могла выполнять поручения Созидателей, где требовалась змеиная пластичность и кошачья ловкость, а порой и грубая сила. И все же на спине, где они причиняли наименьший дискомфорт, были вшиты пластины из китового уса, как и в самых обычных корсетах. И сейчас Лорин подлезла рукой под замявшуюся накидку и добралась до шнуровки. Ногтем поддела шов бюскьерки,[26] оттягивая полоску ткани, чтобы добраться до острого, как игла, стержня. В другое время эта вещица могла бы сыграть роль оружия или отмычки, как не раз бывало, но сейчас с ее помощью придется разрезать веревку.
– Значит, ты прислужник Далтона, а? – Лорин чуть прикусила губу, когда бюск неглубоко вошел в подушечку ее пальца, пронзая кожу. Она не должна ничем выдать себя, иначе умрет, даже не добравшись до Тауэра.
Римлянин с чувством превосходства посмотрел на женщину:
