— У вас и таких небось нету. Один этот… Тынис Мяги, — обиделся Сергей. — Жирный такой. Он жив еще?
— Не знаю. Я «Роллинг Стоунз» люблю.
— Вот и слушай.
Посидев в молчании, Сергей хотел сказать эстонцу еще что-нибудь обидное, но тот снова уснул. Сон упорно не шел, и Сергей побродил по камере, почитал однообразные надписи на стенах.
«Выйду отсюда… Если выйду, подам заявление в Чечню. Не смогу здесь больше, — решил он, — Но это все вилами на воде… Если в органах оставят, если не прихлопнут, если вообще что-то будет ПОСЛЕ. Вот господин Карутар спокойно поедет в Эстонию… Если опять же не помрет в дороге от инфаркта, например. Инфаркты у нас делать умеют».
Надо спать. Спать.
Посчитать, что ли, белых тигров?
Сергей опустился на доски, устроился поудобнее, закрыл глаза.
Один белый тигр…
Два белых тигра…
Три белых тигра…
Четыре белых тигра…
Пять белых тигров…
Сергей хихикнул: лейтенант его с перепугу даже не обыскал, и автомат по-прежнему был тут, больно давил на ребра. Сижу в КПЗ с автоматом… Анекдот.
Четыре белых тигра…
Нет, четыре уже, кажется, было.
И пять было. Кто вообще придумал этот бред? Он только отвлекает. А еще, говорят, овечек считают, которые прыгают через барьерчик, и бегемотиков каких-то…
«Хорошо Хейти. Спит без задних ног, если только не притворяется и не обдумывает, как бы меня прищучить. Словно с миной замедленного действия сосуществую. А ну как я усну, а он меня душить станет?
Чушь.
Столько моментов уже было, а я жив.
А ну-ка, еще раз…»
Один белый тигр.
Два белых тигра.
Три белых тигра…
Лишь калитка по-прежнему настежь
Лишь поначалу слегка будет больно.
Егор Летов
Пьяное марево перед глазами коверкало картину мира. Уже привычно.
Генерал милиции из наиболее вероятного противника оказался вполне мирным и приятным человеком, готовым помочь и вообще… предоставить камеру в личное пользование на неограниченный срок. А большего от него, собственно говоря, и не требовалось.
Надо отметить, что разговор Слесарева со своим руководством Хейти упустил. О чем говорили и каким путем Сергей уломал генерала предоставить им камеру, все это прошло мимо.
В голове было пусто, глаза постоянно норовили закатиться, а сознание то и дело срывалось в темноту. Хейти хватало только на то, чтобы регулярно накачиваться генеральским спиртным. После очередного провала он очнулся на жесткой поверхности нар, удивился и уснул, мигом погрузившись в глубокий сон, насыщенный алкогольными испарениями.
В темноте угадывались стены. Бревенчатые, сложенные на многие и многие сотни лет. В воздухе пахло так… Как не пахло никогда и нигде. Пахло как будто домом и чем-то другим, незнакомым. Угадывался запах еловой хвои, можжевельника, березовых веников и дыма.
Стены были где-то далеко, как будто вне пределов видимости. Только иногда вдруг из темноты, которая окружала Хейти, выглядывали округлости бревен, обработанные сучки. Пространство вокруг могло стать твердым, могло пропустить, могло задержать. Оно жило своей жизнью, само по себе.
«Это же я во сне… — пришла в голову Хейти очевидная мысль, — Мне все это снится».
И он с уже подзабытым удовольствием провел ладонью по шершавой и бугристой поверхности стены, потрогал твердый пол под ногами и, вытянув руки, начал медленно двигаться в темноту, туда, где угадивались какие-то смутные очертания и, кажется, горел маленький огонек свечи, а может быть, даже лучины.
Он шел долго, обходя странные углы, полки и постоянно натыкаясь на стопки бумаг, папок, предписаний.
«Что это?» — сердито подумал Хейти, в очередной раз разбросав стопку неаккуратно сложенных бумажек.
Он поднял одну из них и, приглядевшись, понял, что она исписана мелким, очень знакомым почерком. Поднес ее к глазам. Как по команде, где-то позади него загорелся свет, и сквозь путаницу строк удалось прочитать:
»…согласно мнению экспертов, партия оружия, задержанная при провозе через Таллинский порт, предназначалась для реализации на сопредельных территориях. В частности, на территории Финляндии, где и находится заказчик или временный пересылочный пункт. Версия о том, что груз должен был поступить в распоряжение курдских террористических организаций, не представляется жизнеспособной…»
Еще через несколько абзацев стояли какие-то столбцы, цифры, даты встреч.
Затем еще одна подпись, под чьей-то косо прилепленной фотографией:
»…вчера снова вышел на контакт агент из… обнаружены новые рычаги управления, возможно упрочение контакта».
— Боги мои, куда я попал? — вслух спросил себя Хейти, вглядываясь в вереницу фраз, слов, просто букв. Одна строка наслаивалась на другую, буквы наползали друг на друга, смешиваясь в хаотический рисунок.
»… Линда обиделась на то, что я не явился на вечер. Плевать, все равно у нас с ней не клеится. Тем более что сейчас конец месяца. Не хватает только забивать себе голову всякой мутью».
В памяти Хейти смутно появилось миловидное женское личико. Что-то припомнилось, какие-то обидные слова… Хлопок дверью…
Хейти посмотрел на последнюю запись.
«Велло избили панки…»
И без всякой связи дальше:
«Завтра концерт Роллингов Обязательно пойду!»
Листок выпал из пальцев и, переворачиваясь в воздухе, шурша, опустился на пол.
— Пыльный чердак моей памяти… — сказал Хейти, оглядываясь.
Ему стало грустно.
Неясная тоска окатила тело, подобно теплой воде. Не бодрит, как вода из проруби, не обжигает, как кипяток, а так… противно и гнусно.
Уже не обращая внимания на стопки бумаги и папки с делами, путающиеся под ногами, Хейти направился в сторону огонька, что маячил впереди. Звук шагов тонул в пространстве, поглощался тоннами бумаги, записей, записок, свертков…
Показалось, что где-то рядом, большой и лохматый, осторожно переступает длинными ногами знакомый лось.
«Вот мы с ним и встретились, — подумал Хейти. — Ну и черт с ним, пусть идет… Он часть меня, пусть идет. Все вокруг — это я».
Огонек все приближался и приближался. Хейти уже различал, что это старая керосиновая лампа стоит на деревянном столе и сквозь закопченное, черное стекло пробивается красное пламя. Света мало, но достаточно, чтобы разглядеть, что за столом сидят двое… Или больше?..
Хейти пригляделся:
— Старые знакомые…
Один стул был свободен, и Хейти сел.
Слева от него сидел, выпрямившись и положив руки на стол, человек в сером плаще. Худой, кости черепа жутко выступают под бледной кожей. Глаза смотрят тускло, но при этом с невероятной силой вонзаются в душу, как будто излучают рентгеновские лучи.
