– А что вы должны мне ответить, сэр?
– Эх, Веллингтон, если бы я помнил все, что мне нужно отвечать на моей любимой родине, я был бы счастливейшим из людей, но моя работа, огромные деньги, красивые женщины и бесконечный кредит в банках изменили меня и сделали хуже!.. Да, хуже, и я в этом сам признаюсь. Я мало что помню о моей родине. И хотя все дело в контузии, мне все равно стыдно. Так что я должен ответить?
– Ибрызгам баттубуло… – произнес пилот.
– Ну, стало быть, так, – с готовностью согласился Роджер. – Ну, будем.
И он выпил все до дна, а потом встряхнул головой и прохрипел:
– Здравствуй, родина.
Пока летели до места, Роджер под гневным взглядом Эммы еще дважды повторил этот тост, при том что Веллингтон уже с некоторой опаской посматривал на своего идола.
Вскоре они прибыли к месту посадки, и пилот успел надеть очки и шлем до того, как квадрокоптер приземлился.
– Вот, это вам, мадам, – сказал Веллингтон, передавая Эмме передатчик. – Когда все закончится, вызовите меня, и я прибуду, куда скажете.
– Хорошо, Веллингтон, я поняла, – ответила Эмма, пряча передатчик куда-то под юбку.
Аппарат коснулся красной земли, взметнулась пыль, и, взревев напоследок, двигатель замолчал. Роджер посмотрел в окошко и увидел, как пыль оседает на выстроившихся возле площадки бойцов – их было не меньше пятидесяти.
– Нас уважают, Серик, – заметила Эмма.
– Да уж, – согласился Роджер, видя, что встречающие держат автоматы на изготовку, как будто из кабины могла выскочить целая армия.
Роджер вышел первым, осмотрелся и сделал Эмме знак, что можно выходить.
Она шагнула на землю и прикрыла ладонью глаза от солнца – они с Роджером делали вид, что не замечают обступивших квадрокоптер боевиков.
– Сэр, – произнес шагнувший к ним человек с двумя пистолетами на поясе и пистолетом-пулеметом в правой руке. Он действовал, как предписывала инструкция, а инструкция гласила: только зевни, и они тебя грохнут, придурок.
И он не зевал.
– Я слушаю, – отозвался Роджер.
– Сэр, я уполномочен предложить вам любое оружие из того, что мы имеем. Подойдите, пожалуйста, сюда…
Встречающий указал на некое подобие витрины, с которой бойцы тряпками смахивали красную пыль.
Роджер подошел, за ним Эмма.
– Замечательно, я возьму вот эти четыре обоймы, – сказал Роджер, указывая на удлиненные магазины, подходившие к его «уллису».
Эмма ничего из оружия не выбрала, у нее оно было свое, но от запаса патронов не отказалась.
– Прикажете зажечь технический мусор? – спросил старший группы.
– Давай, приятель, – согласился Роджер, чувствуя необыкновенный прилив сил.
«Хорошо бы узнать, где можно купить такой кальвадос…» – пронеслось у него в голове.
Роджеру было хорошо, и ему было вдвойне хорошо от мысли, что все вокруг не понимают, что он пьян в зюзю. Даже Эмма.
– Слушай, я думала, ты свалишься прямо здесь, ты пил крепчайший самогон и в таком количестве!..
– С чего ты взяла, что он крепкий, глупая Эмма? – засмеялся Роджер, выбирая верное направление и прибавляя шаг, так что Эмма за ним едва поспевала.
– Ну… – смутилась она. – Этот пилот так кривился, а ты прямо вливал в себя, как в последний раз. Вы, мужики, бываете просто животными по части спиртного.
– Откуда тебе знать про мужиков, деточка? Не пытайся меня обмануть.
– А в чем обман?
– Ну, где ты и где мужики… Думаешь, кругом дураки?
– Давай по делу.
– Спасибо, красавица. В общем, ничего нового. Ты рвешь юбку так, чтобы нога была видно до самого верха, и мы идем к воротам. Ну, ты понимаешь.
– Да, понимаю.
– Но с одним условием…
– С каким?
– Твоя нога выглядит привлекательной, пока ты не посмотришь мужчине в глаза.
– А что не так с глазами?
– Все так, Эмма, только взгляд у тебя мужской. Это сразу отбивает всяческое желание.
– Ты думаешь, все дело во взгляде?
– Не думаю, Эмма, я знаю. Ты красовалась передо мной в одном поясе, и я воспринимал тебя адекватно. А потом ты присела и посмотрела на меня в упор.
– Ой-ой, держите меня. И что же тебя поразило?
– Как тебе объяснить… – Роджер вздохнул. – Это как залезть под юбку женщине и выяснить, что это загримированный мужик. Ощущения самые отвратительные.
– Какая мерзость!..
– Вот и я о том. Поэтому у ворот будешь оголять ножки и опускать глазки к земле, тогда у нас будет шанс прорваться.
– А если не прорвемся?
– Если нам не поверят, пристрелят прямо у ворот – тут ничего не поделаешь.
– Ты сейчас пьяный или нет? – поинтересовалась Эмма. Она окончательно запуталась.
– Не задавай мне вопросов в такой форме, просто спроси: «Ты в порядке, Роджер?». Ну, в смысле – Серик.
– Так ты Роджер?
– Слегка опьянел, вот и заговариваюсь. И вообще, здесь жарко, а я в пиджаке.
– Ничего, пока дойдем, ты пропотеешь насквозь и будешь выглядеть как надо.
Благодаря тому, что песок в здешней пустыне был перемешан с глиной, ноги в нем не вязли, а некоторые участки и вовсе выглядели словно автомагистрали. Из растительности попадались только невысокие колючие кустики, которые по ночам выпускали желтоватые листочки, а с приходом жары снова их прятали.
Среди древних скал то тут, то там мелькали плоские, словно ленты, змеи и, перепуганные внезапным визитом людей, со свистом вворачивались в грунт.
– Странные какие, – заметил Роджер.
– Странные. И наверняка опасные, а то бы мы могли идти вдоль скал, там даже тень встречается, – сказала Эмма и поправила под блузкой пояс с оружием.
– Жарко, – выдохнул Роджер и снял пиджак.
– Жарко. Нам осталось километра три.
– Да, всего-то.
Когда в дрожащей дымке показались темно-зеленые крыши виллы Карбонаре, Роджеру пришлось надеть пиджак, чтобы скрыть торчавшее за поясом оружие.
Без карты местности и схемы виллы, которую предстояло захватить, шансов на успех у них с Эммой было немного, и что самое неприятное – после прогулки по жаре он был совершенно трезв. А еще Роджер совсем не чувствовал волнения, той самой трясучки, которую часто приходилось подавлять перед очередным приключением.
Раньше он делал это усилием воли, теперь лучше получалось с выпивкой. То ли ослаб со временем, то ли наоборот – усовершенствовал методику.
Чем ближе они подходили к вилле Карбонаре, тем больше проникались ее значительностью. Она не уступала в размерах владениям Гонкура, но выглядела более основательной и архитектурно уместной. Правда, как и у Гонкура, все портила высокая стена бетонного забора – не менее четырех метров, по которой змеилась и блестела шипами колючая проволока.
Смотровые окошки в ней через каждые десять метров служили амбразурами, а окна на башнях имели широкие массивные подоконники, на которых могли опираться сошки пулеметов.
