Не дав старушкам времени на ответ, он смахнул рукой снег с краешка скамейки и сел рядом, уложив папку на колени. Затея имела все шансы на успех – местная газетенка, набитая рекламой и глупыми статейками из трех абзацев, регулярно появлялась в ящиках всех жильцов, и ее название было знакомо всем обитателям района.
– Ишь ты, – отозвалась старуха с платком. – А документ есть?
– Нет у нас документов, – отозвался Алексей, – мы на общественных началах. Бесплатно делаем газету и бесплатно распространяем.
– Погоди, Иванна, – подала голос хозяйка болонки. – Тебе что нужно-то, милок?
– Да хотел насчет вашего соседа узнать, Головина, который из сто шестой.
– Так преставился он на днях-то, – перебила его бабка в платке. – Помер, царство ему небесное!
– Вот-вот, – подхватил Алексей. – А милиция-то, говорят, плохо работала? Бросили старика в квартире, не приезжали долго, тело родственникам не выдавали.
– Точно, – насупилась Ивановна. – Шныряли тут три дня, говорят, пропал Вася, а куда пропал, чего…
– Нашли ж его, – перебила хозяйка болонки. – И дочке, говорят, сообщили…
– Это ж когда? – взвилась обладательница платка. – Кто говорит?
– Да Петровна с утреца участкового встретила, он и сказал…
– Что ж ты молчала, дура, я же спрашивала тебя с самого утра!
– Э, – вмешался в начинающуюся ссору Кобылин. – Погодите! А что милиция? В тот день, когда нашли Головина, что там было, раньше? На милицию жалобы есть?
Это был ошибочный ход. Обе старушенции переключились на самозваного корреспондента и завалили его жалобами. И на милицию. И на коммунальные службы. И на соседей, начальника районной управы, и так вплоть до Чубайса. Алексей попытался вернуться к тому вечеру, когда нашли и тут же потеряли покойника Головина, но его жалкие попытки были решительно отметены в сторону как малозначащие. Кобылин, отчаявшись выудить из потока жалоб, перемежавшихся воспоминаниями о Союзе, хоть крупицу полезной информации, поддакивал старухам и пытался придумать, как отступить из словесного боя без потерь. Инициативу он потерял, оставалось лишь бежать.
Спасение пришло неожиданно – в лице старичка, распахнувшего дверь подъезда и важно ступившего на крыльцо с видом барина, вернувшегося в родную усадьбу. Обнаружив баталию у родного порога, он изменился в лице, переложил большой черный пакет с мусором в другую руку и решительно ринулся в бой.
– Что орете, бабы? – грозно осведомился. – Чего на пацана насели, а?
Кобылин обернулся к старику. Тот возвышался у лавки – с непокрытой седой головой, заросшей седой же щетиной, но грозный, как громовержец. Одет он был в зеленый китайский пуховик, от вида которого у Алекса защемило сердце – куртка казалась братом-близнецом его собственной, что пала в неравном бою с зомби.
– То корреспондент, Кузьмич, – отозвалась бабка в платке. – Жалобы вот собирает.
– Корреспондент, – насмешливо передразнил старик, щурясь на Кобылина. – Жалобы собирает…
– Да он насчет Васи спрашивал, – призналась хозяйка болонки, – а мы ему про тех иродов из сто девятой.
– Ироды и есть, – подхватила Ивановна. – Они ж вчера чего учудили…
И на ошеломленного Кобылина вновь обрушился словесный поток, он и дух не успел перевести.
– Ша, – рявкнул Кузьмич, – а ну, примолкли, балоболки! Тихо, бабоньки, хватит шуршать, аж уши заложило.
Старухи, видно уважавшие старика, примолкли.
– Вот и ладненько, – важно отозвался тот. – Ну-ка, корреспондент, пошли со мной. Помоги старику.
Кобылин ухватился за спасительное предложение и вскочил на ноги, чуть не обронив папку. Ивановна тут же вцепилась ему в рукав.
– Все запомнил, Витя? – спросила она. – Всю правду напиши, как есть!
– Напишу, все как есть, – обалдело пообещал Кобылин, решив, что был первый и последний раз, когда он представился корреспондентом.
– Ты иди с Кузьмичом-то, – посоветовала хозяйка болонки. – Он с Васей-то дружил.
Кобылин торопливо раскланялся со старыми каргами и бросился догонять Кузьмича, что успел выйти на дорогу. Старик, обернувшись к охотнику, бесцеремонно всучил ему пакет с мусором и зашагал дальше.
– Тут недалече, – сухо бросил он, доставая из кармана цветастый пластиковый кисет с табаком. – До помойки дойдем.
– А мусоропровод? – потрясенно спросил Кобылин.
– Опять забился, сука, – посетовал старик. – Уже месяц носим вон к тем бакам. Ну, хоть забирают машиной, и то ладно.
Кобылин поежился. Ему было немного не по себе под взглядом старика – тот словно видел его насквозь. Он пристроился рядом с Кузьмичом, стараясь идти вровень с ним. А тот достал из кармана куртки белую полоску бумаги и ловко, в пару движений, свернул папиросу.
– Так чего ты насчет Васи-то хотел узнать? – спросил он, доставая коробок спичек.
– Да вот, – развел руками Кобылин. – Хотел узнать, не было ли чего подозрительного в тот вечер. А то милиция глупости говорит. Тело потеряли, тело нашли, сатанистов каких-то поминают.
– А чего ж, – отозвался Кузьмич, затягиваясь папиросой. – Сатанисты, они нынче везде, куда ни плюнь.
В подтвержденье своих слов он смачно харкнул в сугроб – так убедительно, что Кобылин вздрогнул, невольно ожидая появления из сугроба сатаниста – с черепом в руке и вилами.
– Помер Вася, – продолжал старик. – Сердечко пошаливало, вот и все. А потом, верно, потеряли его. Вышел наш Палыч за куревом, вернулся – а нету Васи. Но, говорят, нашли в соседнем районе. Нам-то не говорят, ну, может, дочке подробности расскажут, когда появится.
– А тут что говорят? – осторожно спросил Кобылин. – Ну, соседи…
– Говорят, на органы скрали Васю, – отозвался Кузьмич. – Да не успели спрятать.
– Ну? – сказал охотник, приноравливаясь к говорку старика. – А вы что думаете?
– Бздят, – веско уронил Кузьмич. – Вася старый хрен, какие с него органы, смех один. Пересадят кому, да тот и загнется.
Старик остановился у большого мусорного бака на колесиках и махнул рукой спутнику. Кобылин послушно поднял мешок и аккуратно опустил его в бак. Сунул руки в карман, глянул на старика, что затянулся папироской.
– А подозрительное было, – отозвался тот, поймав взгляд Кобылина. – После того как Васю-то нашли да позвали Палыча, я во двор вышел. Покурить. Внучок у меня дыма табачного не переносит. А я разволновался, значит, да и пошел на перекур.
Кузьмич прикрыл глаза, словно пытаясь точнее припомнить, что именно он увидел, и Алексей насторожился. Сердце екнуло, подсказывая, что это уже не пустые беседы у подъезда.
– Здесь, – старик ткнул пальцем в землю. – У бака. Стоял посторонний и пялился на наш подъезд. На меня пялился тоже, собака. Да наверх посматривал, на окно Васино, словно прицеливался.
