— Так поначалу, когда эти напали, мы все отсюда убежали — невозможно держаться было. У нас тут серьезной охраны не было — против такого никак не устоять. Был бы танковый полк — отбились бы, а так… Разогнали нас. Ну я потом, вернулся, побродил вокруг, понял, что все — уехали они. А потом сюда солдаты пришли эти, а потом и прапорщик.
— Ты без лирики — почему вернулся?
— Так товарищ полковник — служу же я здесь! Вы может помните меня — я вам лично помпы показывал пожарные!
— Я не о том: семья есть? Девушка? Близкие?
— Детдомовский я — нет никого. Невеста… Была невеста, да нет ее наверное — не нашел. Поселок разнесли вообще — я там почти никого не нашел. А кого нашел, про нее ничего рассказать не могли. Солдаты тоже… Один вроде меня, другой как бы с родителями, но что-то к ним не сильно рвется. А прапорщик… Я видел его дом — там вообще все сгорело. Он когда пришел, плохо очень смотрел. Совсем плохо… Думаю, семья его вся… Четверо детей… Мужик железный, а тут такое… не выдержал. Отцом-героем у нас его называли…
— Ясно. Держись Чижов — ты хоть не раскисай. У нас много работы.
— Так вас к нам прислали?
— Вроде того, — неопределенно ответил полковник. — Чижов — сейчас пойдем за ключами, потом распечатаем хранилище и вскроем один контейнер. Солдат своих зови — пусть притащат тележку. Они должны знать, где найти — солдаты все знают, только признаваться в этом не любят. Груз тяжелый — наверх в руках тащить трудно будет.
Лейтенант обернулся к зданию, из которого вышел:
— Бакаев! Тюрин! Бегом сюда!
На крыльце появились два солдата, подозрительно косясь на команду Рощина, приблизились к лейтенанту:
— Бегом найдите тележку и подтягивайтесь с ней к хранилищу. Надо будет кое-что тяжелое вытащить.
— Хранилище? Тележка? — уточнил один из солдатиков, с азиатскими чертами лица: — Прапорщик Онищенко что-то оттуда на тележке вытаскивал. Вроде снаряда большого — белого цвета. И в бомбоубежище с этой штукой укатил. Еле тащил — аж колеса гнулись.
— Что?!!! — подпрыгнул Рощин. — Снаряд из хранилища вытащил?!
— Ага, — подтвердил второй солдат. — Большой снаряд, не унитарный — гильзы нет. Маркировка ядовитая какая-то, а корпус белый, чистый.
— Лейтенант — бегом за мной! Остальные ждите!
Рощин с Чижовым поспешно забежали за угол, оставив народ ждать развития событий. Солдатик, тот самый, с азиатскими чертами лица, тут же попросил закурить — Синий угостил его, а затем и второго. Тоха все еще наивно надеялся, что хранилище находится в железобетонном подземном бункере, на глубине в четыреста километров и офицеры вернутся нескоро. Но ошибся — появились они быстро. Наверное, атомные снаряды держали как раз за тем углом — в каком-нибудь фанерном сарайчике с китайским замком на картонной двери.
Выражение лица у Рощина было невеселым — Тоха заподозрил, что снаряд полковник не нашел. И Тоха не ошибся:
— Плохо дело — снаряда нет.
— Ты хорошо посмотрел? — уточнил Синий.
— Ты совсем свихнулся?! Думаешь, я мог не заметить атомный снаряд?! Да — хорошо посмотрел! Даже в тумбочку заглянул и под стол!
— Да не кипятись — может прапорщик как раз его и вывез.
— Ага — кроме него некому. Там замки взломаны и решетка порезана. Контейнер вскрыт. Инструменты валяются — серьезные инструменты. Похоже, где-то в магазине заранее набрал, и потом сюда вернулся. Специально подготовился.
— Офигеть! — Тоха не сдержал эмоций. — Это что у вас за бардак, раз атомный снаряд может утащить любой сбрендивший тип с ржавыми плоскогубцами?
— А ты думал, такие штуки в заваренных танках хранятся под охраной роты огнеметчиков? — с намеком на придурковатость Тохи произнес Рощин. — Так ребята — надо идти к этому прапорщику.
— Он закрылся изнутри — мы не смогли открыть, — предупредил Чижов. — Стучали в дверь несколько раз — не отвечает.
— Два дня сидит? Может застрелился там, — предположил Рощин.
— Нет: на вытяжке видно выхлоп — генератор там стоит. Работает — свет дает. Но не всегда — иногда замолкает. Значит, кто-то генератор вырубает, а потом опять запускает. Стучали ему много раз, даже молотком по двери били — ноль эффекта.
— Дверь будем ломать? — предложил Синий.
— Дверь цельнометаллическая и очень толстая — трудно придется, — лейтенант покачал головой. — Да и страшно. Он ведь там засел с атомным снарядом. Страшно очень. Начнем ломать, а он…
— Так он что — может взорвать такой снаряд? — уточнил Синий.
Никто ему не ответил, но взгляды Рощина и Чижова подсказали ему неприятный ответ.
— Твою мать! — вымолвил Синий, опасливо косясь себе под ноги.
Только тут до Тохи дошло, что где-то там, внизу, засел психически неуравновешенный человек с ядерным оружием и жирными тараканами в голове. И он, вполне вероятно, знает способ, как этот снаряд взорвать.
Стало неуютно.
— Он еще и второй снаряд прихватил. Точнее, части от него, — добавил Рощин.
Эта информация спокойствия не прибавила. Выходит, у психа целых два атомных снаряда. Ну, или в лучшем случае — полтора.
Полная жопа.
* * *
Дверь бомбоубежища действительно впечатляла. Сплошной толстенный металлический лист, выкрашенный зеленой краской. Нечего и мечтать отворить ТАКОЕ бесшумно. Рощин, внимательно изучив преграду, убедился в ее серьезности и обратился к Чижову:
— Другие выходы есть?
— Есть. Но не войти. Закрылся хорошо.
— А через вентиляцию?
— Можно попробовать. Но там же вроде фильтрами все перекрыто, да и узко, наверное. Не знаю, можно ли тихо через них пробраться. А если не получится тихо, то…
— А телефона, или другого способа связи с убежищем нет?
— Вроде бы нет. Я о таком не слышал.
Рощин наклонился, поднял с пола молоток. Лейтенант пояснил:
— Это я его принес. Стучал им по двери. Ноль эмоций.
— Ну попробуем еще раз.
Полковник быстро простучал по металлу три раза, затем еще три раза, но уже с паузами, и закончил такой же быстрой серией из трех звонких ударов. Выждал немного, повторил все в такой же последовательности. Тоха поморщился — в темном коридоре эти резкие звуки били по ушам немилосердно.
Минут через пять Рощину надоел "концерт", и он бросил молоток на пол:
— Нда… будем искать другой способ. Скажи, Чижов…
Договорить он не успел — в двери что-то залязгало, застучало, она начала распахиваться с противным скрежетом. Но полностью не раскрылась, замерла — из широкой щели шагнул высоченный мужик в солдатских штанах и линялой тельняшке. В свете фонарей, притащенных откуда-то Бакаевым и Тюриным, отразилось очень мрачное небритое лицо с устало-отрешенными глазами. Меж узких губ дымили папироса. Перекинув ее в уголок рта, лицо недовольно вопросило:
