– Не пойму, зачем вы мне об этом рассказываете, – недоуменно перебил я хозяина.
– Поэтому можно сказать, что с недавних пор у нас в подвале находится не котельная, а маленькая плавильня, – продолжал Мерлин, жестом попросив меня повременить с вопросами. А затем подался вперед и, пронзительно уставившись мне в глаза поверх очков, уже на полтона ниже добавил: – Из чего следует, что в случае нужды у нас не возникнет проблемы с избавлением не только от трупов незваных гостей, но даже от автомобилей, на которых они к нам пожаловали. Теперь понимаете, о чем я веду речь?
– Да, намек прозрачнее некуда, – невесело улыбнулся я. – И то, что час назад вместо скальпеля в руке у многоуважаемого Асклепия оказался нашатырь, тоже, надо думать, красноречивый аргумент в защиту ваших слов?
– Куда уж красноречивее, – пожал плечами Семен, вновь откидываясь на спинку кресла и пряча глаза за золотистыми стеклами очков. – Истинно говорите: взалкай мы ваших сокровищ, они стали бы нашими еще до того, как вы пришли в сознание. Но мы – не звери, хоть и пасемся с ними на одной территории. Мы объединились, чтобы донести людям правду о Зоне, потому что, кроме нас, это больше некому сделать. Правду, и ничего, кроме правды. И ваша история вполне достойна того, чтобы о ней узнали миллионы. Скажу больше: она могла бы считаться одной из лучших историй, которые мы когда-либо рассказывали человечеству. Вот только… – Он замялся, потупил взор и побарабанил пальцами по подлокотнику. – Только я сильно сомневаюсь, что вам захочется такой громкой славы. Она погубит вас еще до того, как вы начнете ею наслаждаться.
– Вы правы, – обреченно констатировал я. – Нам с семьей не удалось бы самим отделаться и от одних охотников за алмазами, а если таковых по мою душу сбежится несколько тысяч? В данный момент мы загнаны в беспросветный тупик. Тот факт, что я жив и разгуливаю на свободе, не устроит ни тех, кто прежде держал меня взаперти, ни тех, кому минувшей ночью едва не повезло стать мультимиллионерами. Вот почему я вынужден умолять о помощи вас, Мерлин. Вероятно, в ваших клиниках отыщется специалист, способный избавить меня от паразита, или же такой человек может обитать в Зоне, но я не верю, что вы не подскажете мне выход из моего тупика. Или, на худой конец, направление, где можно этот выход отыскать.
– Наши реабилитационные клиники пока по всем статьям и близко не сравнятся с госпиталем Бурденко, – покачал головой Асклепий. – Да и вам будет слишком небезопасно там находиться. Для вас существует один путь – в Зону. Найдете вы там то, что ищете, или нет, сказать трудно. Но за Барьером у вас хотя бы появятся силы на эти поиски. И на то, чтобы защитить себя от множества неприятностей.
– А кто защитит оставшихся здесь моих жену и дочь? – спросил я.
– Дайте мне пару-тройку дней, и я смогу ответить на этот вопрос более конкретно, – пообещал Пожарский. – У меня есть кое-какие связи. А кое-кто из способных помочь вам влиятельных людей кое-чем крепко мне обязан. Разумеется, я не буду распространяться, за кого конкретно прошу, и если никто не спутает нам карты, значит, вскоре мы наверняка чем-нибудь вас обнадежим. А пока располагайте нашим гостеприимством и отдыхайте. Только настоятельно прошу: не покидайте пределы этого этажного крыла. Думаю, не надо объяснять вам прописную истину о том, чем опасно ваше появление во дворе, на балконе и даже в открытых окнах?..
Четверо суток, последовавших за этим судьбоносным разговором, я вспоминаю с тех пор изо дня в день, из года в год. И пусть за эти дни в нашей с Лизой и Аней жизни не случилось ничего примечательного, тем не менее я знаю, что даже моя дочь запомнила, как мы гостили в резиденции Пожарского. Еще бы, ведь тогда нам с семьей довелось в последний раз побыть вместе.
Мы провели эти четыре дня никуда не спеша и не расставаясь практически ни на минуту. Где-то в подвале особняка «Красный карлик» уже бесследно уничтожил все компрометирующие нас улики ночной погони. А двумя этажами выше мы – ее несостоявшиеся жертвы – продолжали жить и, насколько это было возможно, радовались данному обстоятельству. Или, вернее, лишь старательно делали перед Аней вид, что все невзгоды позади и отныне нам никто и ничто не угрожает. Но как бы то ни было, наш раздутый на углях вялого оптимизма блеф удался. И дочка, чьи недавние крики ужаса все еще звенели у меня в ушах, не однажды порадовала нас за это время своей лучезарной улыбкой.
Говорить нам с Лизой было особо не о чем. Наше будущее виделось донельзя туманным, а вспоминать прошлое – тем более недавнее – и вовсе не хотелось. Поэтому мы жили одним лишь настоящим: играли с Аней, а когда она засыпала, просто сидели в тишине, обняв друг друга, и молчали. Мы еще понятия не имели, что вскоре нам придется надолго – если не навсегда – расстаться. Однако, уверен, оба тогда предчувствовали: этот момент не за горами.
И когда он все-таки настал, это не явилось для нас шокирующим откровением.
За себя я волновался куда меньше, чем за семью, потому что смирился с теми перспективами, какие в общих чертах обрисовали мне Мерлин и Асклепий. Участь же Лизы и Ани оставалась для меня загадкой вплоть до моей следующей беседы с Пожарским. Как он и обещал, предпринятые им меры по нашему спасению принесли-таки плоды, не прошла и неделя со дня моего бегства из госпиталя. Я мог лишь догадываться, насколько обременительным стало для Мерлина наше знакомство и как сильно он рисковал, ввязываясь в эту историю. Но, в отличие от меня – бесправного и беспомощного, – Семен и впрямь имел в рукаве кое-какие козыри. Не сказать, чтобы чересчур грозные, но пасовать с таким раскладом было еще рано…
– Один мой старый и очень надежный друг, с которым мы начинали после университета общий бизнес – Самуил Блюмберг, – теперь владеет весьма солидным состоянием и вот уже пять лет проживает на Мадейре, – сказал Пожарский, когда пригласил меня к себе в кабинет для продолжения начатого четыре дня назад разговора. – А поскольку ваша жена – переводчик и свободно говорит на португальском и испанском, вот я и решил, что смогу посодействовать устроить ее к Блюмбергу гувернанткой или домоправительницей. Отказать мне в такой малости он, естественно, не мог, и много вопросов Елизавете тоже задавать не станет. Я соврал, что у нее были кое-какие неприятности с кавказской мафией, которую Самуил люто ненавидит, так что придется вам с женой поразмыслить над подходящей легендой. Фиктивные документы на выезд для Елизаветы и Ани доверенные люди Блюмберга подготовят завтра к обеду. И завтра же вечером вашей семье будет лучше не мешкая покинуть страну. У вас осталось мало времени на прощание, но, надеюсь, вы не будете на меня за это в обиде?
