– Огромное спасибо вам и вашему замечательному другу, – не на шутку растрогался я. О лучшем варианте в нашем безнадежном положении нельзя было и мечтать. – Клянусь, что я тоже сдержу свое обещание и, как только разберусь со своей проблемой, сполна отплачу вам за эту услугу.
– Отплатите, конечно, кто бы сомневался, – улыбнулся Мерлин. – Тем более что с вами мы так скоро не распрощаемся. Поздравляю вас, Геннадий: вчера на собрании нашего сталкерского совета вы были единогласно зачислены ко мне в экспедиционную команду. И поскольку послезавтра мы намерены выступить в наш очередной поход, значит, времени тосковать по семье у вас почти не останется. Итак, что вы на это скажете?
– Скажу одно: можете всецело на меня рассчитывать, – только и оставалось ответить мне. – Однако, беспокоюсь, не стану ли я при моей неопытности для вас обузой?
– Не беспокойтесь: я лично проведу с вами краткий инструктаж перед путешествием, – обнадежил меня Семен. – Да и вам ли сокрушаться насчет отсутствия опыта? Неужто позабыли: ведь вы уже дважды пересекали Барьер. Причем оба раза в предельно экстремальных условиях: туда – по воздуху, а обратно – находясь в коме!.. И, кстати, в связи с зачислением вас в команду извольте получить от меня два памятных подарка. Без первого вам в Зоне никак не обойтись, ну а второй… Если хотите, можете считать его символом укрепления нашего взаимного доверия. Вот, держите.
После этих слов Пожарский выложил на стол уже знакомый мне «кольт-анаконду» и маленькую красную книжицу размером с ладонь; судя по надписи на корочке – офицерский билет. Я мог, не заглядывая в него, догадаться: сей документ принадлежит не кому-нибудь, а присутствующему здесь лейтенанту Геннадию Хомякову.
– Каким чудом вам удалось его раздобыть?! – искренне изумился я. В последний раз я держал в руках свое служебное удостоверение перед тем злополучным боевым вылетом. После моего возвращения из-за Барьера выяснилось, что мой офицерский билет уцелел и, доставленный в госпиталь вместе со мной, хранился с той поры в его картотеке. Никто, разумеется, на руки мне такой важный документ не выдавал, а в последние полгода рассчитывать на это и вовсе не приходилось. Тем удивительнее было увидеть его сейчас на столе у Мерлина, рядом с трофейным револьвером, отобранным мной у прапорщика Коркина.
– Кое-кто кое-чем мне крепко обязан, – с ухмылкой напомнил Семен. – Да вы бы знали, какой в госпитальном архиве царит бардак и сколько бумаг исчезает там бесследно за год. Так что одним больше, одним меньше… Но, если без шуток, скажу откровенно: ваши документы понадобились мне затем, чтобы устроить проверку. И не обычную вроде милицейской, а нашу – особую, сталкерскую. На всякий случай, ведь вы же понимаете, сколько у нас сегодня врагов. По вашим словам, этот офицерский билет тоже побывал вместе с вами в Зоне и вернулся обратно. Так вот: то, что вы сказали, – истинная правда. Билет был там точно в указанное вами время. И не просто был, а пересек гиперпространственный тоннель. Причем – в такое почти невозможно поверить! – сделал это действительно не один раз! Из чего следует… – Мерлин поднялся из кресла и, почтительно склонив голову, протянул мне ладонь для рукопожатия, – что вы на самом деле умудрились побывать в гиперпространстве раньше меня!
– Вот только радости от этой пальмы первенства мне совершенно никакой, – тяжко вздохнул я, но все равно пожал протянутую мне руку. Жаль, с нами не было Лизы, и она упустила исторический момент, который, помнится, заочно обозначила так: «Гагарин признал заслуги Белки».
Однако, в отличие от легендарной космической собаки, мне предстояло пережить еще один «полет в космос». Как долго он продлится, я понятия не имел. Но мысленно поклялся, что не вернусь из Пятизонья, пока раз и навсегда не разберусь со своей проблемой.
Проблема осталась неразрешенной по сей день. Но когда я, донельзя польщенный, пожимал руку зачислившему меня в свою команду Мерлину, казалось, что победа находится совсем близко – буквально сразу за Барьером. Да и как было не уверовать в успех, идя в Зону плечом к плечу с такими матерыми соратниками?..
А ведь тогда меня даже не называли Алмазным Мангустом. И никого в Пятизонье еще не свел с ума и не погубил манящий блеск моих сокровищ…
Впрочем, до рождения легенды оставалось совсем немного времени. Гораздо меньше, нежели она затем проживет. И если бы я заранее знал, чем все это в итоге обернется…
…То все равно ничего не стал бы менять, ибо иного, более светлого и менее кровавого будущего для меня в тот момент попросту не существовало…
Сталкеры называют эту уникальную тварь по-разному.
Дьякон, поговаривают, не мудрствуя лукаво, окрестил ее Левиафаном. И всякий раз при упоминании этого имени трижды осеняет себя крестным знамением.
Одержимый высокими технологиями лидер «Ковчега» Хистер, узрев однажды самого огромного из всех водоплавающих биомехов, пополнил список местной фауны определением «технокракен».
Наемники, торговцы, искатели артефактов и остальная прагматичная часть сталкерской братии выражаются с присущим им презрением к заумным научным словечкам: «Та здоровенная дрянь, что живет в воде».
Чуждые подобному вульгаризму ученые присвоили, в свою очередь, «дряни» длиннющее латинское название. Которое, пожалуй, только они сами и могли запомнить и выговорить.
Военные, будучи адептами строгой дисциплины и порядка, наградили могучее чудовище безликим канцелярским термином «изделие № 744». Ни больше ни меньше. Именно так, как и предписывал им приказ от 2054 года «О классификации совокупности самопрограммирующихся изделий (техноса) Зоны».
Питерцы и прочие следопыты, пашущие на мафию, переводя через Барьер новичков, вообще не верят в существование монстров, которых они не видели собственными глазами. И поскольку проводники в большинстве своем избегают труднопроходимых водных путей, значит, и до живущего там техноса этим парням нет никакого интереса.
И лишь Орден Священного Узла относится к механическому Левиафану за номером «744» подобно тому, как моряки древности относились к мифической грозе океанов тех лет – кракену. То есть с должным пиететом. Поэтому Командор Хантер и присвоил гигантскому водоплавающему биомеху почтительное звание – Император гидроботов. А любой из узловиков, который применит в отношении его оружие, был обязан немедля покаяться. Причем, согласно орденским традициям, просить прощения надлежало, пав на колени перед самим Императором. Который, разумеется, не питал ни малейшего человеколюбия как к узловикам, так и к кому-либо из сталкеров вообще и принимал извинения, унося кающегося с собой в водную пучину.
