Проводив Паркера и отпустив помощников, мистер Вольф остался в кабинете один. Он немного посидел, размышляя о результатах встречи, затем связался со своим боссом.
— Слушаю тебя, Вольф.
— Они только что ушли от меня, сэр.
— Как проходила беседа?
— Я старался не напугать их, сэр. И, кажется, у меня это получилось.
— Какую цену ты им объявил?
— Полтора триллиона.
— А что они?
— Они не слишком удивились, сэр. Думаю, постараются немного снизить, но, полагаю, нас это устроит.
— Они интересовались какими-нибудь особенностями этой системы?
— Конечно, сэр. Они ведь занимаются программированием, а потому считают себя людьми просвещенными.
— Ну конечно! — сказал босс.
Собеседники рассмеялись. Настроение у обоих было хорошее, ведь все шло по плану.
— Я рассказывал им про полевой колпак и про то, что он совершенно непроницаем…
— И они верили?
— Конечно, сэр, я был очень убедителен.
— Как насчет имитации? Вы сумеете воспроизвести этот купол, а также непроницаемую стену, если они захотят пощупать товар?
— Что касается имитации, тут мы подготовились без обмана.
— Что у нас с операцией на Цитрагоне? Сейчас самое время подтолкнуть их, напугать показательной акцией.
— Для этого практически все готово, сэр. Сегодня мы отправим во «Фьорд» видео нескольких нападений, а через пару дней пошлем вдогонку настоящую баталию с участием десятка диверсантов.
— Хорошо. Свяжись с «Баярдом» и напомни им о важности этой акции. Пусть напрягутся, сейчас это необходимо. На кону не просто прибыли агентства, а сверхприбыли.
После разговора с боссом Вольф немного отдохнул, попивая минеральную воду и собираясь с мыслями. Потом связался с кодировочным узлом — ему предстояло соединение по слабо защищенному каналу связи.
Трубку диспикера взял директор «Баярда». Его голос звучал хрипло. Видимо, он спал, ведь в Элинопсесе сейчас была ночь, а ночевал директор прямо на рабочем месте.
Поняв, кто с ним говорит, директор доложил о готовности к выполнению операции и попросил лишь определить срок.
— Хорошо, срок я вам определяю. Через два дня, в четверг…
— Спасибо, сэр. А то мы уже извелись. Спасибо.
— Постарайтесь, чтобы съемка спектакля производилась с самых выгодных точек.
— Конечно, сэр, мы помним об этом.
— Кто у вас готовит материал для операции? — спросил Вольф. Под материалом подразумевались люди, которые должны были сыграть роль диверсантов и погибнуть под губительным огнем охраны.
— Мартин Гошар, сэр. Это проверенный кадр.
— Хорошо, пусть будет Мартин Гошар, — согласился Вольф. Ни о каком Мартине он, разумеется, не слышал, однако директора требовалось поддержать. — Ну, успехов вам.
Вечером, часов в девять, позвонил Теодор и сообщил, что уже проводил своего подопечного до дома и теперь собирается ехать с докладом.
— Хорошо, мы тебя ждем.
Они с Барнаби прождали минут двадцать, посматривая на потускневший экран TV-бокса, потом снова позвонил Теодор. Теперь его голос звучал по-иному.
— Тут такое дело — кажется, меня вычислили…
— И что теперь? Будешь отрываться от них?
— Пока не знаю. Я еще не уверен, что это так, просто предупредил вас. Сейчас я продолжаю ехать в сторону вашего района, и если опасения не подтвердятся, загляну к вам. В противном случае мы встретимся только завтра.
— Я все понял, Теодор. Пока.
— Ну что? — спросил Барнаби, догадавшись, что возникли осложнения.
— Ему кажется, что за ним следят, — сказал Джек и тяжело опустился на скрипучий стул.
— Нам только этого не хватало… — Барнаби в сердцах хлопнул себя по колену. — И что теперь делать?
— Ждать будем, Рон. Нам больше ничего не остается.
— Странное дело! — вдруг заулыбался Барнаби. — Мы с тобой при бабках, мы не сидим в тюрьме и все равно чувствуем себя какими-то пойманными на крючок рыбками… А эта сволочь Мартин смеет нас пугать.
Снова раздался звонок.
— Алле! — крикнул Джек в трубку диспикера.
— Это я! — послышался голос Теодора. — Стою возле вашего отеля, как будто все чисто. Ничего подозрительного не вижу.
— Значит, поднимешься к нам?
— Да, сейчас буду.
Джек бросил диспикер и радостно сообщил:
— Поднимается к нам! Говорит — все в порядке!
И они стали ждать, сгорая от нетерпения, а Барнаби то и дело посматривал на трофейные часы.
— Десять минут уже прошло, — сказал он.
— Ладно, пошли, — махнул рукой Джек. — Видно, что-то не срослось.
Они осторожно выскользнули в коридор, заперли дверь и на лифте спустились на первый этаж. Но едва напарники вышли из лифтовой кабины, стало ясно — случилось непоправимое.
В небольшом холле толпились человек двадцать зевак и, видимо, свидетелей происшествия. Двое полицейских сдерживали их, осаживая назад.
— Господа, пожалуйста, разойдитесь! Просьба остаться только тем, кто что-то видел! — раз за разом повторял патрульный и оглядывался на стеклянные входные двери. У крыльца стояла пока только одна полицейская машина. Видимо, он ждал подкрепления.
Джек с Барнаби подошли поближе и стали за спинами зрителей. Теодор лежал на полу — лицом вниз, поджав под себя руку. Три пули поразили его в спину и, судя по всему, прошли насквозь, поскольку снизу натекло много крови.
Правый карман пиджака был вывернут и чуть надорван. Видимо, убийца второпях обыскивал жертву и унес все видеозаписи.
— Диспикер, — сказал Джек.
— Что? — очнулся Барнаби.
— Если они забрали его диспикер, нас вычислят в два счета. Через полчаса узнают номер диспикера в нашей комнате и придут в гости.
К крыльцу подъехало еще несколько полицейских машин, из них высыпала целая бригада следователей и экспертов.
Свидетелей быстро рассортировали и начали опрос. Одна женщина заявила, что видела, как «убили этого паренька», и стала рассказывать об этом дознавателю.
Джек и Барнаби делали вид, что глазеют на тело, а на самом деле внимательно ее слушали.
Дама сообщила, что видела, как молодой человек поднимался по ступеням, позади него остановилась машина, из которой выскочил субъект в шляпе.
Молодой человек бросился бежать, но в холле его настигли пули. Когда полицейский попросил описать убийцу, дама смогла сказать только, что «у него была та-ка-я ро-жа!».
— Пошли отсюда, — произнес Джек и, потянув Барнаби за рукав, вывел в небольшой предбанник между двумя парами стеклянных дверей. Здесь возле стены стояла урна.
Поскольку на улице было темно, а из холла почти не попадало света, рассмотреть, что находилось в урне, было непросто.