Насмотревшись на звезды и основательно замерзнув, Грром вернулся в свое жилище, размял тюфяк, укрылся войлоком и уснул.
Гррому снился сон, странный и одновременно страшный. Равнина, равномерно засыпанная желтым песком. Ни кустов, ни хоть какой-нибудь травы. Небо, низкое и тяжелое, покрыто пеленой темных облаков. На пустошь совсем не похоже, там хоть ковыль есть. Грром стоял посреди пустыни.
– Я сплю? Странно… Где я?..
Нео огляделся по сторонам. Везде одно и то же. Тишина давит на уши, собственного сердца и того не слышно. Грром сделал несколько шагов. Песок хрустел под ногами, как панцири мелких жуков.
Вдруг раздался гул, низкий, отдающий мелкой противной тряской внутри, когда против воли зубы стучат сами по себе, как ни сжимай челюсти. Гул нарастал, что-то приближалось. Грром заметался на месте, не зная, откуда ждать опасности. В том, что это опасность, даже сомнений не возникло. Но… внезапно гул исчез так же неожиданно, как и появился.
– Грром, сын мой… – раздался голос за спиной.
Нео обернулся. – Отец!
– Отец, как… где мы? Я… что мне делать?! – нео упал на колени, а над ним возвышался Грраст – отец и вождь племени.
– Ты вырос.
Воин-нео, с сеткой старых шрамов на лице, улыбнулся.
– А что это вы делаете тут, ррракши вас побери?
Рядом с Гррастом возник глубокий старик.
– Рауру, и ты здесь! – Грром встал с колен, обнимая тех, кто был ему так дорог.
– Да, как видишь, мальчик здесь. И руку свою нашел, – старик помахал двумя лапами. – Копье-то мое ты не потерял, а?
– Нет, я храню его. Но как, ведь вы умерли… почему я вас вижу?
– Ты позвал, и мы пришли, сынок, – ответил Грраст. – Опасность тебе грозит. Мы знаем это. Беги из крепости. Беги. Беги!
Неожиданно Грраст замахнулся на сына рукой, тут же ставшей шипастой лапой жука-медведя. Грром поднырнул под лапу, перекатился в пыли, вскочил на ноги. Когтистая лапа, подняв тучу песка, врезалась туда, где только что стоял Грром.
– Что ты делаешь, отец?! – вскричал Грром. Но лица тех, кого он любил и кого потерял, стали меняться, оплывать, как жировая свеча в огне. Отец и Рауру превратились в неведомых тварей с головами стальных сколопендр. В страхе Грром стал пятиться назад. Твари разошлись в разные стороны, намереваясь напасть с боков.
Грром вертел головой по сторонам в надежде найти хоть что-то, чем можно защититься. Но, как назло, ни камня или палки не оказалось. Только песок. Песок!
Грром зачерпнул у ног полные пригоршни желтого песка и швырнул в оскаленные пасти, полные острых зубов, и белесые, навыкате глаза. Твари заревели, хватаясь лапами за свои морды, разрывая их острыми когтями. Грром бросился бежать.
На бегу нео обернулся. Пусто… Отец и Рауру, ставшие не пойми кем, исчезли.
Грром остановился. Воздуха не хватало. Впервые в жизни после такой короткой пробежки молодой нео задыхался, будто и не было каждодневных тренировок.
Нутро жгло огнем. Нео упал на колени, зайдясь в кашле. Горло сжало невидимой рукой, кашель давил изнутри, глаза лезли из орбит. Гррома трясло.
Вернее, его кто-то тряс…
– Грром! Вставай, Грром, сдохнешь ведь, – донесся до него глухой голос. – Вставай, обезьяна-переросток!
На лицо плюхнулась мокрая тряпка, горькие капли потекли в рот и ноздри.
Грром не мог понять, где он. Сон это или явь. Перед глазами плыл белый туман, а возле самого лица, в свете фонаря поблескивая огромными глазами, смотрело странное существо с длинным рубчатым носом.
«Слон… Видел на картинке. Вроде бы братья называли таких – слон. А где тогда уши?..»
– Да вставай же! На нас напали! – шкура с лица слона слезла, вернее, он сам ее снял. Слав. Это Слав!
– Мохнатый, очнись же! – Слав приложил маску изолирующего противогаза на лицо Гррома, повернул маленький вентиль на резервуаре. Тихо пискнув, дыхательная смесь ворвалась в легкие молодого нео, вытесняя через ноздри, а затем и клапан отравленный воздух. Грром, уже плывший на неведомых волнах, вдруг почувствовал себя лучше. Пелена с глаз с неохотой, но все же стала уходить. В голове гудело и бухало.
Нео с помощью Слава поднялся и сел на кровать. Приступ кашля скрутил тело. Грром сорвал с лица маску, его вырвало. Утерев рот от обжигающего желудочного сока, нео вновь натянул маску и сделал глубокий, до боли в ребрах вдох. Медленно выдохнул и встал. Земля качнулась, уходя из-под ног. Слав успел подхватить друга.
Грром постоял несколько мгновений. Шум в голове прекратился, но в виски все равно бухало.
«Это не у меня в голове, – догадался нео. – Пушки! Со стен стреляют из пушек!»
* * *
Ночь… Туры шумно сопят, лежа в своих загонах. Пестрые куры попрятали головы под крыло, сидя в сетках и на насестах. Ферма Хромого Никифора «Гордый тур», одна из семи, что полукругом расположились на расстоянии сотни шагов от стен крепости Метал Макса, уже спала. День был тяжелым, впрочем, как и все другие. Работа в поле, выпас скота, заготовка дров и сена – не самая легкая доля для семьи, пусть даже и многолюдной.
Никифор хоть и стар (говорят, самого Метал Макса видел на железном фенакодусе! Хотя, наверное, врут…), хозяйство держал крепко. Ферма не то чтобы процветала, но сносно обеспечивала едой хозяина, четырех сыновей с семьями, а излишки шли на мену в базарный день в Городище. Стар Никифор, крепок умом, но вот незадача – одряхлел телом. Годы…
– Эй, Олег! – старик постучал изогнутым посохом в дощатую стену, – оторвись от жинкиной сиськи, помоги отцу…
Уже в который раз за сегодня Хромого Никифора тянуло в нужник.
– Уж не травят ли меня эти бабы, сыновьи жинки? Кореньев поди ж отравных мне старому в кашу кидают. А вот шиш им! – ворчал старец, поджимая бурчащий живот сухонькой ладошкой. – Ну, где ты, сопляк, помру ведь!
– Да здесь я, батька. Чего звал-то? – пробасил младшенький Олег, квадратный, голый по пояс, занявший телесами весь дверной проем детина.
– Чего, чего… Заладил. Долго шел, от бабы оторваться, што ль, не мог, миловались, поди ж? Чего вылупился, орясина. Во двор мне надо. До нужника.
– Какой миловался… – вздохнул Олег. – Тошно Настенке, дурно.
– А чего же ты хотел? Мужнина жена ведь, на сносях баба. О-ох, помру же, у-уу… Давай, бери меня на закорки, да поторапливайся, не доводи до греха.
Олег посадил отца себе на спину и, поминутно понукаемый старцем, направился во двор.
Пройдя черным ходом, минуя кухню и хранилища с зерном, кореньями да мясом (зима-то не за горами), парень снял переложенный поперек двери брус и вышел к загонам для скота. Благо идти недалеко, шагов двадцать по вымощенной камнем неширокой тропинке, мимо низкого курятника. Олег повернул направо, обогнул грядки с редиской, и вот он, крепкий, сложенный из плитняка, добротный нужник. Коли дверь посерьезней поставить, так и осаду сдерживать можно. Стену пушкой не прошибешь. Ставили такое для других нужд, но оказалось, что нужник нужнее. Такая вот игра слов получается.
