— А выше можно? — Чос нахально осклабился.
— Можно. Куда попадешь, за то место тебя и подвесят на крюке. Ну, сам знаешь, у бар Савалта парни, скорые на расправу.
Улыбка Чоса поблекла.
— Знаю, хозяин. Да ты не тревожься, я шагу лишнего не шагну! Встану, где поставишь.
— Приодеться не забудь, — напомнил Одинцов. — Цепь, браслеты… чтобы все было на виду.
— И об этом не тревожься, — кивнул рыжий. Потом, помолчав, спросил: — Ты мне его покажешь?
— Чего показывать? Сам смотри, узнаешь.
— Да я же его в глаза не видел!
— Так уж и не видел? Ну, у пресветлого во дворце много зеркал… полюбопытствуй.
Чос запустил пятерню в затылок.
— Неужели похож?
— Похож. Такой же тощий да рыжий… нос, однако, подлиннее, чем у тебя, и подбородок скошен…
— Как у крысы?
— Вот-вот.
Задумавшись, Чос покачивался в седле, кивая головой в такт шагу своей лошадки.
— Ну, тогда узнаю… Тощий, рыжий и морда, как у крысы… Узнаю!
— Эльс, милый! — Одинцова окликнула Лидор, и он отвернулся от слуги. — Видишь?
Она протянула смугло-розовую руку, показывая на сверкающий шпиль у них под ногами. Скакуны одолевали последнюю треть серпантина, и с высоты город был виден как на ладони. К югу, за площадями и улицами, раскинулся базар, торговые ряды с портиками и колоннадами, на востоке и западе тянулись городские кварталы, где обитала публика почище, дворяне, чиновники, богатые купцы. У самого подножия холма стояли друг против друга два святилища с круглыми башнями, увенчанные бронзовыми шпилями. Храм, на который показывала Лидор, принадлежал Айдену, солнечному божеству, и в его главном зале, еще до отбытия в Ханд, Георгий Одинцов сочетался священными узами.
Проследив за изящной ручкой супруги, он усмехнулся. Как всякая женщина, Лидор считала замужество главным событием своей жизни, и Одинцов не собирался ее разочаровывать.
— Да, милая. Прекрасный храм, и церемония тоже была прекрасной.
На ее губах расцвела улыбка.
— Я словно во сне…
— Разве жизнь не лучше снов? Проснись!
— Но я не хочу, — заявила Лидор, передернув плечиками. — Пробуждение может быть таким ужасным! Вдруг все окажется, как раньше… Твой замученный отец, ты в изгнании, а я одна в огромном замке…
Одинцов нежно сжал ее запястье.
— Больше ты не останешься одна, моя дорогая, — пообещал он, как миллионы мужчин обещали до него своим подругам. И сейчас ему казалось, что он говорит чистую правду.
Подъем закончился на полукруглой площадке, обнесенной со стороны обрыва колоннадой. Напротив нее поднималась широкая лестница: мраморные ступени с каменными чудищами, застывшими по бокам, статуи божеств из позолоченной бронзы, сотня гвардейцев, выстроившихся ровной шеренгой вдоль фасада дворца. Над лестницей сияла чеканным золотом огромная дверь с ликами Айдена в солнечной короне.
Одинцов осадил жеребца у правого края колоннады, спрыгнул на каменные плиты и помог сойти Лидор. Затем повернулся к старшему телохранителю.
— Ждать здесь. Четверо хайритов пойдут со мной. — Он оглядел светловолосых воинов. — Ольт, Иньяр, Ирм, Ятрон… Нет возражений, парни?
Со своими хайритами он обращался как с равными. Они не являлись наемниками или слугами, эти северяне добровольно остались с ним, когда брат Ильтар увел хайритское воинство в родные степи. В основном то были молодые мужчины, желавшие посмотреть мир, пожить в чужой стране, — вполне естественно, что их айденский родич, Эльс из Дома Карот, предоставил им кров, пищу и развлечения, вроде сегодняшней прогулки в императорский дворец.
Дождавшись кивков четырех своих стражей, он перевел взгляд на Чоса. Его оруженосец и слуга копался в сумке, притороченной к седлу, из которой появились богатая мантия и массивные серебряные украшения. Минута-другая, и вид Чоса разительно переменился. Скромный наряд скрыл бархатный плащ, расшитый серебряными листьями, на руках засверкали браслеты, шею охватила цепь в два пальца толщиной, рыжие патлы украсил обруч с рубинами. Теперь Чос выглядел так, как полагается доверенному лицу могущественного нобиля, хранителю тайн своего господина. Он вытащил из сумки золотой ларец и поклонился.
— Прямо новый русский, — пробормотал Одинцов на родном языке. Чос снова отвесил поклон, надувшись и приняв важный вид. — Ну, пойдем! Императоры не любят ждать.
Он подал руку Лидор и повел ее вверх по ступеням, мимо изваяний каменных чудищ и бронзовых богов. Золотая дверь распахнулась перед ними.
* * *
Назад возвращались прежним порядком, только теперь Чос с драгоценным ларцом ехал сразу за господами. В ларчике хранился императорский рескрипт, возвращавший Арраху бар Ригону титул пэра и Стража Запада, а также все отчее наследие: рудники и поместья, земли, верфи, мастерские, корабли и солеварни. Сумку с ларцом Чос прижимал к животу и был несколько задумчив, словно прикидывал, куда лучше всадить кинжал щедрейшему бар Савалту — в горло ли, в печень или между ребер. Его хозяин размышлял о том же.
Лидор, обычно свежая и румяная, как майская заря, казалась бледной. Заметив это, Одинцов погладил ее по руке.
— Не унывай, детка. Все позади. Мы своего добились.
Она кивнула, подняв на него глаза, в которых блестели слезы.
— Бар Савалт… Он стоял по правую руку от императора и глядел на тебя… Ты видел, как он смотрит? Мне страшно, Эльс!
— Не бойся. Я им займусь, — сказал Одинцов, и его лицо посуровело.
Веки Лидор дрогнули.
— Эльс, милый… Твоего отца уже не воскресишь…
— За всякое деяние положено воздаяние. Но я руководствуюсь не только жаждой мести. Я поманил его сладким куском! Эта экспедиция в Калитан и дальше, в южные пределы… Сказки, ложь! Вдруг это когда-нибудь откроется? Пока щедрейший верит, получив аванс…
— Молнии Айдена?
— Да, молнии Айдена! Этот магический талисман реален, находится у него в руках и заставляет думать, что все остальное тоже правда. Вот почему мы получили титул и поместья! А теперь представь, что бар Кейн, лазутчик щедрейшего, не вернется в течение трех лет. У Савалта могут возникнуть вопросы, и он пошлет меня в Калитан, а ты останешься заложницей!
Лидор вздрогнула.
— Что же нам делать, Эльс? Ведь ты… ты же не собираешься открывать ему дорогу на Юг? Настоящий путь?
— Разумеется, нет. Но бар Савалт все же отправится туда, прямо в загробное царство Айдена.
Их кони шли неторопливой иноходью. Лидор задумалась, покачиваясь на спине своей белой лошадки, ее зрачки потемнели, губы сжались.
— Ты думаешь, кроме Савалта, никто не знает об этой истории? Ни Нураты, ни Сирты, ни другие пэры, ни чиновники щедрейшего? Ни сам император? — наконец спросила она.