Тем не менее был десяток вариантов, как прикончить казначея, и провести такую операцию в столице средневековой державы не составляло труда. Всадник на резвом коне мог бы проткнуть Савалта стрелой, когда тот шествовал на службу; стрела могла поразить его в опочивальне, влетев в окно; подкупленный повар не отказался бы подсыпать яда в кушанье; за кошель серебра конюх опоил бы его лошадь настоем, от которого скакуны приходят в бешенство. Наконец, отряд хайритов изрубил бы савалтовскую охрану и отправил щедрейшего прямиком в царство светлого Айдена.
Но эти способы Одинцову не годились. Во-первых, он хотел допросить Савалта, а это значило, что казначея придется взять живым. Во-вторых, его исчезновение должно было остаться тайной — ни шума, ни свидетелей, ни, разумеется, трупа. Ему полагалось пропасть самым загадочным образом, без каких-либо следов и слухов, порожденных молвой. Не простое дело! Одинцов готовился к нему уже больше двух недель.
Сдвинув листочки с записями на край стола, он потянулся ко второму свитку, представленному Чосом. На этом пергаменте, таком же замусоленном, как и первый, были изображены подходы к особняку Незы и дому Райлы. Последняя из прелестниц жила в густонаселенном столичном районе, и хотя у ее виллы имелся садик величиной с обеденный стол, это не меняло дела: соседи были слишком близко. Много глаз, много ушей, мало укрытий… да и бар Савалт редко оставался у Райлы на всю ночь.
Жилище красотки Незы казалось перспективней. То был настоящий дворец с изрядным количеством стражи и прислуги, и бар Савалт, вероятно, чувствовал себя там в безопасности. Недаром он отпускал своих охранников, когда задерживался до утра!
Особняк Незы бар Седир стоял на лужайке, окруженной изгородью из колючего кустарника, — пеший кое-как пролез бы через эти заросли, но для конного они были непреодолимы. Со стороны дороги в колючей стене имелся разрыв, от которого к террасе дворца вел крытый портик с двойным рядом колонн — отличное место для засады. По информации Чоса, щедрейший покидал тут своих людей и пешком отправлялся к дому, до которого было шагов пятьдесят. Не снимая плаща с капюшоном, он всходил на террасу, — открывали ему на условный стук. С дороги дверь была не видна, и стражи уезжали тут же, как только их господин поднимался по ступеням. Потом любой из них мог поклясться, что бар Савалт добрался до дверей госпожи Незы.
Чос выведал не только это, но и другие подробности, крайне важные для успеха операции. Так, колоннаду, что вела к дворцу, освещали только два факела, и там царил полумрак, сами же квадратные массивные колонны являлись отличным местом, где можно спрятаться. Бар Савалт всегда шел слева и не слишком торопился… Все эти мелочи были весьма полезными, и Чос, подметивший их, заслуживал поощрения. Надо подарить ему усадьбу, симпатичный домик с хорошим участком земли, решил Одинцов. И подобрать супругу! Негоже слуге оставаться холостым, когда хозяин женился.
В дверь библиотеки постучали. Узнав стук бар Занкора, он не спрятал записи, целитель был поверенным его тайн — если не всех, то многих.
— Входи, почтеннейший!
Дверь отворилась. Старый Арток отвесил поклон и направился к креслу.
— Вижу, обдумываешь планы? — Он бросил взгляд на пергаменты, валявшиеся на столе.
— Уже обдумал.
— И когда же?..
— Сегодня ночью. — Одинцов сгреб свитки и листки, бросил их в камин и поджег. Пергамент запылал, как порох, выстреливая длинные синие искры.
— Хм-м… — Бар Занкор огладил бритый череп, поиграл серебряной цепью и осведомился: — Что же ты сделаешь с ним, господин мой Эльс? Поганый человечишка, но хотелось, чтобы он отошел в царство Айдена безболезненно и быстро… Может, подходящее снадобье, а?.. Как ты полагаешь?
Одинцов покачал головой:
— Я не собираюсь ни резать, ни травить его. Все решат боги!
— Боги? Обычно ты не очень полагаешься на богов.
— Не очень. Но в этот раз я сам управляю божественным промыслом и пошлю щедрейшего прямо в преисподнюю!
Арток наморщил лоб.
— Это куда же? Души умерших, как известно, попадают в чертоги Айдена…
— И он принимает всех, не различая грешника от праведника?
— Нет, конечно же, нет! Праведники получают воздаяние, а греховные души просто гаснут, уходят во тьму без возврата… Но Айден никого не подвергает мучениям! Это было бы недостойно бога, Эльс. Даже злодеи так мучаются на земле, что обрекать их еще на страдания после смерти слишком жестоко! Поэтому Айден дарует им забвение… не прощение, а забвение… Это тоже суровая кара, сын мой, ибо они лишаются вечной жизни.
— Я не так добр, как Айден, и передам бар Савалта в руки безжалостной Шебрет.
— Разве она принимает души мертвых? — удивленно спросил целитель. Он никак не мог осмыслить концепцию ада, отсутствующую в айденской теологии.
— Принимает, — заверил его Одинцов. — У нее приготовлен отличный островок для грешников, очень теплый и уютный.
— Это где же? — Бар Занкор озадаченно нахмурился.
— Знаешь, почтенный, лучше я не буду говорить о нем. Боюсь, ты побежишь за зельем, чтобы безболезненно переправить казначея к Айдену. Но я, повторяю, не так добр, и Савалт свое получит.
Целитель пожал плечами.
— Ладно… в конце концов, погиб твой отец, и это твоя месть, Эльс… — Он поиграл цепью и спросил: — Ну а что с кандидатом на место бар Савалта?
— Я постараюсь, чтобы этот пост достался брату мудрого бар Сирта. Мы говорили с ним несколько раз, и мне кажется, что сей муж исполнен всяческих достоинств. Подходит для Совета!
— И пэры не будут возражать?
— Надеюсь, не будут.
Целитель пожевал губами:
— Похоже, ты пользуешься уважением в Совете… Так, Эльс?
— Так, отец мой.
Одинцов повернулся к камину. От пергаментов остались только дым и пепел, по которому бродили алые искры, и, значит, наступило время угостить целителя вином. Ему очень нравилось сладкое красное, что привозили из западных имений бар Ригонов. Сам Одинцов предпочитал сорт покислее, тем более перед серьезным делом.
* * *
— Здесь, хозяин, — шепнул Чос, спрыгивая на землю. — Очень удобное место. Мох упругий, как волосы на лобке девственницы. К утру никаких следов — ни от копыт, ни от наших сапог.
Одинцов спешился и молча проверил это утверждение: мох в самом деле был на редкость упруг. Они стреножили лошадей, привязали поводья к толстой ветви, подвесили торбы с зерном, чтобы кони невзначай не заржали. Затем Чос повел своего господина по редкому леску, примыкавшему к живой изгороди усадьбы благородной Незы. Было восемь вечера, и уже стемнело, Одинцов знал, что через полчаса ладони не различишь. Затем, когда поднимутся Баст и Кром, ночные светила, тьму сменит полумрак. Но он надеялся, что к этому времени будет уже далеко, даже не на дороге, а совсем в другом месте.
