Каждый из пятидесяти этажей комплекса имел высокие интерактивные потолки, стилизованные под небо. Здесь даже дул ветер, создаваемый мощными вентиляторами, а с потолка мог пойти дождь. Лестницы между этажами были выполнены в виде скальных пещер. Место окон занимали зеркальные стены, создающие ощущение бескрайнего простора. Все это, конечно, был обман, но такой достоверный, что при желании о нем можно было забыть.
Воспользовавшись студенческой скидкой, ребята всего лишь за сто пятьдесят фунтов вместо обычных четырехсот пятидесяти арендовали на двое суток скромный участок парка площадью сто квадратных метров, от которого было рукой подать до озера.
Перед тем как отправиться на природу, нам вместе с толпой таких же зеленых туристов пришлось выслушать пятнадцатиминутный видеоролик о правилах безопасности и санитарии, а также пройти через металлодетектор и отдать сумки на сканирование — лишь тогда работник парка наконец открыл перед нами двери.
Шагая вместе с группой туристов по грунтовой тропинке, опоясанной со всех сторон травой, среди которой стрекотали кузнечики, я диву давался, как им удается заставить все эти растения и животных жить внутри огромного куба из стекла и бетона. Перед моими глазами то и дело проносились агботы величиной с птицу — жужжа, как стрекозы, они занимались поливом, разбрасывали удобрения, постригали газон, кормили животных и собирали мусор, оставленный туристами. «Сколько тысяч этих штук нужно, чтобы обслуживать это место?» — подумал я.
Передвигаясь медленно, главным образом из-за Тима, едущего на коляске, нам понадобилось потратить пятнадцать минут и пройти три развилки, прежде чем мы, ориентируясь по навигатору, наконец нашли «свою» поляну.
Впрочем, я никуда особо и не спешил. Джен шла рядом со мной, держа под руку, и мы с ней отстали от остальных, погрузившись в беседу, в которой пытались наверстать все упущенное за долгие годы. Я бы, пожалуй, предпочел, чтобы путь до поляны занял пару часов (и чтобы не было Тима, который постоянно оглядывался на нас, окликал, и, казалось, пытался разобрать в нашем шепоте слова и выражения). Но тропинка очень скоро привела нас к цели.
— Красота! — мечтательно заявил Кит, остановившись перед поляной.
— Так, ребята, давайте, как договорились, — вдруг засуетилась Ширен.
— Ах, да, — Джен улыбнулась мне. — Мы договорились, что эти двое суток не будем пользоваться коммами — разве что раз в день, чтобы связаться с родными. Это такая традиция зеленых туристов. Не сидеть же нам, вперившись в мультимедийку.
— Что ж, хорошо, — нехотя ответил я, снимая свой сетчаточник.
Я провел без связи и Интернета почти полтора года, и больше всего мне сейчас хотелось послать их куда подальше с их традициями зеленых туристов, но я сумел сдержаться, чтобы не накалять обстановку.
Вопреки моим ожиданиям, пикник в компании однокурсников Джен оказался не таким уж провальным и заунывным мероприятиям. Хлопоты, связанные с установкой палаток и рубкой дров, позволили мне присмотреться к ребятам и убедиться, что они, в сущности, не так плохи. Ширен по достоинству оценила мое умение рубить дрова, приобретенные за долгие годы топки печи в Генераторном, да и мое имя показалось ей «прикольным». Кит и Лола принесли с собой колонку и врубил очень даже приличный плейлист, в котором было даже немало песен моей любимой группы «Salvation». Небольшая непонятка возникла, конечно же, с Тимом, во время установки палаток, когда из определенных его недовольных намеков я понял, что он собирается спать в одной палатке со мной.
— Нет, дружище, это вряд ли. Мы будем с Джен, — улыбнулся я.
— М-м-м, Димитрис, но дело в том, что мы не рассчитывали… — Джен, к моему удивлению, сильно смутилась. — Понимаешь, Кит и Лола будут вместе, а Тим ведь не может ночевать с Ширен…
— Вот тут-то и пригодится моя «лишняя» палатка, — не растерялся я. — Мы с тобой заночуем в ней, а ты свою отдай Тиму — вот ребус и решен.
Я чувствовал, что за смущением Джен стоит нечто большее, чем просто опасение неудобств для Тима и Ширен. Скорее всего, она не была уверена, что мы с ней готовы к тому, чтобы ночевать под одной крышей. Однако девушка так и не решилась сказать это вслух и без особого сопротивления покорилась моему легкому напору. Моя палатка была выставлена на небольшом возвышении в стороне от остальных трех, засвидетельствовав мою маленькую победу и повергнув Тима в мрачное бурчащее настроение.
Часа полтора мы провели на пляже у озера, купаясь и перебрасываясь водяным мячом. Мне было немного жаль Тима, который сидел на своем кресле на берегу, подставив искусственному солнцу белесый торс с большой, как у женщины, грудью, потягивал пиво из принесенного с собой морозильника (это уже третье для него, кажется) и ожидал, когда кто-то из игроков из жалости бросит ему мяч — совсем легко, чтобы он уж точно смог поймать.
Однако намного больше внимания я уделял Джен, улыбающейся, раскрасневшейся и радостно прыгающей за мячом. Ее нежная белая кожа с веснушками была покрыта капельками. У нее были стройный ножки и плоский животик, а белый купальник приоткрывал взору небольшие подтянутые груди. Глядя на них, я вспоминал груди Рины Кейдж, единственные виденные мною за все это время, да и то лишь несколько секунд — большие, округлые, светло-шоколадные с крупными коричневыми сосками. Я пытался припомнить, как выглядят груди Джен (ведь несколько раз она показывала мне их во время наших виртуальных свиданий), но в памяти появлялись лишь сиськи Рины. Жизнь в интернате здòрово притупляет воображение.
Несколько раз во время купания я оказывался рядом с Джен, приобнимал ее, раз или два взял на руки. Я чувствовал, как ее тело покрывается мурашками от моих касаний. «Нам так много надо обсудить», — сказала она мне во время одной из передышек во время игры. Я не решился сказать ей, что мне не особо хочется что-то обсуждать. Мне хотелось прямо сейчас поднять ее на руки и унести в свою палатку, где мы с ней будем вдвоем, вдали от посторонних глаз, и там провести следующие двое суток, причем отнюдь не в разговорах.
«Неужели она не чувствует то же, что и я?» — недоумевал я. Похоже, что нет. У девушек все устроено иначе, у них на первом месте стоит романтика, разговоры о любви и прочая чепуха, а слово о сексе, сказанное не в нужный момент или неправильным тоном, может смутить их или возмутить. Среди них мало таких экземпляров, как Рина. Пора мне вспомнить джентльменские манеры и перестать пялиться на нее, как голодный дикарь — а не то все испорчу.
Взяв себя в руки, я заставил себя окунуться в атмосферу общего веселья, практически не натянутого (если не считать Тима, да и тот после четвертой банки пива начал улыбаться), старательно делая вид, что после 448 дней за стенами интерната, где было полно спорта и огромный бассейн, мне больше всего хочется искупаться и поиграть в мяч.
С приближением вечера (здешнее искусственное освещение повторяло естественную перемену дня и ночи) мы перебрались к палаткам и разожгли костер. Кит достал из походной морозилки бутылку сухого вина, но я отказался и присоединился к Ширен, которая пила лишь сок. Под треск костра, над которым жарилась на вертеле сочная саранча, Кит наконец начал бренчать на гитаре — и, к моему облегчению, весьма сносно.
— Итак, — Тим смачно отрыгнул после шестой или седьмой банки пива.
Красные щеки и осоловевшие глаза ясно говорили о том, что парень достаточно пьян.
— Ты, значит, типа в интернате учишься? Сиротка?
Не могу сказать, что мне так уж сильно хотелось обсуждать эту тему, да еще с ним. Но рано или поздно это должно было произойти, так что я принял этот поворот разговора стоически.
— Да, я учусь в «Вознесении». Но я не сирота.
— Я слышал, туда берут только сирот или дикарей, которых отловили на пустошах.
— Для меня сделали исключение, — ответил я.
Почувствовав, что все смотрят на меня и, видимо, желают услышать обо мне больше, я неохотно объяснил:
— Я жил вместе со своей семьей в Генераторном, в Центральной Европе. Планировал поступить в вуз в Сиднее, когда окончу школу. Но потом началась война, и мне пришлось уехать раньше.
