после тяжёлого дня.
Настасья, на правах помощницы знахарки, осмотрев крепыша, потрогав лоб и щёки, послушав грудь и зачем-то пощупав ногу в районе колена выдала похожий диагноз: телом и душой устал, всё силы отдал, отдохнёт и силы воротятся. Напоследок напоив полуспящего Демьяна живчиком, оставила его в покое.
Выполнив свои знахарские обязанности, Настасья, по традиции, кинулась обнимать меня и бородокосого. Ну хоть в этом не обманула ожиданий.
В момент объятий вновь проявилось то непонятное тёплое чувство, что посещало раньше, но в этот раз было оно в разы слабее, едва ощутимое. Думаю, всё это от тоски по семье. Изначально, при появлении в посёлке, память о близких была наглухо закрыта тяжёлым чёрным занавесом пустоты. Видимо поэтому, обнимая болтушку Настасью, или маленького любителя пряток Антошку, чувствовал теплоту и необъяснимую тоску по детишкам, оставленным где-то далеко в прошлом. Теперь, когда воспоминания о родных вернулись, пускай лишь маленьким кусочком, ожившей картинкой с семейным чаепитием, те же объятия потеряли большую часть своих волшебных свойств, став просто приятным тактильные ощущением. Хотя, конечно же не просто, в дополнение ко всему это ещё и знак доверия и дружбы.
Остальные были более сдержанны в приветственные жестах и отделались взаимными похлопываниями по плечу и рукопожатиями.
— Ну, сказывайте, какого лешего вы по лесам шастаете? Ещчё и огонь потемну зажгли, сбрендили штоль? — попытался нахмурить брови бородокосый, но после наполненной положительными эмоциями встречи это получилось у него неважно.
— Так вас дожидаемса, того, с подмогою. Толпой, оно всяко легше в пути, в бою тожить. А огонь, што он тебе, Прохор, на тот огонь ни один одержимый не явица, даром я их отгоняю, сам знать должон. Да и вы в сам час, энто самое, пришли-то, в сам час. Как темнеть зачнёт — явитесь. Так говорено было, такото оно и вышло. — видимо, на правах старшего взял, слово молчавший доселе худощавый мужичок с короткой, клином, бородёнкой. Правда, выражался он настолько путано, что понять суть сказанного было сложно.
— Кака така подмога?! Энта вона ребятня?! Вы тама все белены объелися штоль?! — всё же, после услышанного, крёстному удалось не только нахмуриться, но и вспылить.
— Толпой, оно завсегда сподручнее. Так, энто самое, говорено было, вона мы и дождалися. — словно не слыша, продолжал тот гнуть своё.
— Кем говорено? Откуда вызнали, что мы тута объявимся?
— Так сказано было… — уже не так уверенно проговорил мужичок.
— Эх, Ефим — Ефимушка, дарами не обделён, но голова твоя — бедовая! — махнул на него бородокосый и повернулся к Настасье. — Давай уж ты сказывай, егоза, языком почесать ты любишь, да и сказ твой всяко быстрее и складнее Ефимова выйдет.
— Дяденька Прохор, тут уж наскоро даже у меня не выйдет. Долгая история. — развела руками девчушка.
— Долгая? — глянув по сторонам, задумчиво проговорил крёстный. — Ну тогда, давай и впрямь похлёбки вашей отведаем, да отдохнём. И к Демьяше, глядишь, силы возвернутся, не тащить же этакого бычка потемну, да чрез лес. А на ранней зорьке, значица, дальшее двинем. Токмо огонь то и впрямь погасить надобно, тута и без одержимых нечисти тожить хватат.
