— Верно… кривые.
Войцех замолк, видно, что-то вспомнил и задумался. А Агнешка подняла голову и посмотрела на меня широко открытыми глазами.
— Ты и про меня все знаешь?
— Да.
— Ужас какой… У меня такое прошлое… Мне так стыдно…
— Тебе должно быть стыдно своего прошлого стыдиться.
Она опустила печальные глаза.
— Меня все так любили… Мы все так друг друга любили… У нас ни беды, ни горести не было… Только мама всегда так спешила домой, что переходила рельсы в неположенном месте… Она попала под поезд, и папа этого не пережил… Он заболел, и болезнь забрала его… Только я и тогда не осталась одна — у меня был парень… и мы любили друг друга.
— Я знаю.
— Ты не знаешь, Вольф, как мне стыдно за то, что моя жизнь была такой легкой, когда у вас с Войцехом такой тяжелой.
— Хватит глупости говорить. Главное, — живы все, а остальное — не столь важно.
Войцех вдруг повернулся ко мне с решительным видом.
— Ян, я клянусь, что всегда буду с тобой и с Агнешкой — до смерти за вас стоять буду. Поклянись и ты, Ян.
— Войцех, я сказал, что тебе братом буду, а Агнешке сказал, что буду — защитником. А что до смерти — и так ясно. Есть на свете три человека, с которыми я и жизнь, и смерть разделить согласен.
— А кто третий, Ян?
— Швед.
— А кто он?
— Швед он.
— А где он, Ян?
— Он в Берлине… и в беде.
— А мы ему помочь можем?
— Я могу. Могу и помогаю. Когда я помогу ему его задачи решить, он мне мои решить поможет.
— Он разведчик?
— Он в нашем управлении служил, как я, только — программистом.
— Швед?
— Швед.
— Предатель?
— Предатель. Но — патриот.
— Такого быть не может.
— Он не предал свою страну и свой народ — он предал политику страны, вредящую народу.
— Надеюсь, он нам на выручку придет прежде, чем мы с голода сдохнем.
— Войцех, тебе о такой гибели больше меня беспокоиться глупо. Я у голодной смерти следующий после Агнешки на очереди — ты последний, так что молчи.
Отправил товарищей по отчаянной ночной гульбе в подъезд и проводил до обычной лестницы. Потащился на пожарную лестницу, предварительно присмотревшись к окнам зданий на противоположной стороне улицы.
Взошел на подоконник и просто выпал из окна — в сторону помещения. Привычное зрелище — Войцех пошел искать водку, а Агнешка — воду. Я нуждаюсь и в том, и в другом, только ни того, ни другого, как на зло нет. Ограничился тем, что сбросил часть грязной и еще не просохшей одежды.
Войцех безуспешно обшаривает пустой холодильник, будто не веря глазам.
— Войцех, хватит. Нет в нем ничего.
— Может, еще где завалялась снедь…
— Нигде ничего не завалялось — я проверял.
— Ян, я нервничать начинаю, когда понимаю, что рядом ничего съедобного нет.
— Поблизости всегда полно всего съедобного — только некоторую снедь не всегда просто достать… особенно без денег. Но ты не паникуй — припомни, что дичь летает в небе и добыча бегает по земле — при крайней нужде на охоту пойдем.
— Какая охота в Варшаве, Ян?
Я прицепил резинку к подобранной на кладбище рогатине.
— А вот такая… охота на городскую дичь — хоть на голубей.
— Ян, какие голуби? Надо просто купить поесть… нам наших денег на несколько дней точно достанет.
— У нас нет денег.
— Остались же.
— Нет! Они пойдут на оружие. Считай, что их просто — нет!
— Нам оружие не понадобится, когда мы с голоду сдохнем, Ян.
— От голода быстро не гибнут, а умирают — долго и мучительно! Только до того, как мы добудем оружие, мы с голоду не сдохнем, Войцех! А с оружием — мы никогда с голоду не сдохнем! Достать оружие — нам важнее всего! Вернее, — патроны к пистолету! Так иди и доставай! И не вздумай потратить деньги не на дело! Только попробуй потратить их попусту!
— Потратить на продукты первой необходимости — не попусту спустить, Ян! Пусто же в животе! Я жрать хочу!
Я шарахнул кулаком по столу так, что Войцех вздрогнул заодно со стаканами.
— Терпи!
Один вопрос закрыт — Войцех вытерпит все под угрозой моего братского гнева. А Агнешка… Как же у меня от нее голова болит. Она с криками носится по коридору и хлопает дверями, отворачивая все краны, попадающиеся ей под руку.
— Грязные! Мы грязные! Мы все и все вокруг! Все вокруг грязное!
Я стараюсь ее отловить, но сустав мне не позволяет гоняться за проворной девушкой. На колено я дал недозволительную нагрузку, и его переклинило. Боюсь пунктировать придется — ведь в суставе жидкость накопилась.
— Что за броуновское движение! Нет воды — и все! Остановись ты! Войцех, останови ее! Ее хаотичное перемещение остатки порядка у меня в голове разрушает! Просто крышу сносит!
Войцех в свой черед постарался ее отловить, понимая, что мне она на нервы действует, но и у него ничего не выходит.
— Агнешка, постой! Не выворачивайся! Мы не только грязные, а еще и голодные! А Ян от голода добрее не становится! Не доводи его!
— Войцех, у нас есть нечего, у нас пить нечего! Ничего нет, Войцех!
Наконец, поляк поймал ее в медвежий захват, и она затихла, гордо вскинув голову и обжигая меня высокомерным взглядом.
— Как ты можешь ничего не делать, когда у нас ничего нет?!
— А что мне делать?!
— Думать и действовать!
— Не могу я ничего сделать до наступления ночи!
— Должен!
— Не могу! Утро же!
— Ты что, свихнулся совсем, как старик немец?! Считаешь, что на солнце сгоришь, как нечистый?!
— Не я, а ты свихнулась совсем! Нас преследуют! Меня наши ищут, а вас — немцы! Только про то, что я с вами не знает никто! А узнает кто про то, что мы заодно и связаны — нам всем конец! Ясно?! А меня не узнать с таким лицом… Приметный я!
Агнешка замолчала, виновато опуская глаза и кивая головой.
— Я понимаю. Нам нужно ждать, нужно терпеть. Только это так трудно!
— Ничего, недолго ждать — нашлись люди, отозвались… скоро деньги начнут на счет священника стекаться. Только снять их со счета не просто станет. На него немцы не выйдут до поры до времени — пока нас не отследят. А нас они отследят скоро… Они на вас с Войцехом скоро выйдут. Священник почтой все перешлет и до востребования оставит, но все зыбко это… Хорошо хоть, что немцы секретность поиска сохраняют — не станут все пути перекрывать… а от слежки мы скроемся.
— Вольф, я пойду к пану Влодеку… и попрошу у него… все, что он отложил на похороны.
Я с облегчение усмехнулся.
— Давно бы так. Ты давай там… слезу пусти, поной — тогда позавтракаем на славу.