Укладываясь спать, он не успел рассмотреть внутреннее устройство землянки и теперь с любопытством оглядывался по сторонам. Кроме вещей, обязательных для всех подобных сооружений, как-то: грубо сколоченных нар, дощатого стола, лампы-коптилки, пустых ящиков, выполняющих роль табуреток, здесь имелось и кое-что иное, относящееся, как говорится, совсем к другой опере. Например, портативный компьютер, выполненный в форме чемоданчика. Или какие-то мудреные электронные приборы, совсем не похожие на те, с которыми Синякову доводилось иметь дело в институте.
Вполне вероятно, что Додик немного прибеднялся, говоря о невозможности проверить магию наукой.
Все случившееся накануне Синяков помнил довольно ясно, хотя раньше после хороших попоек нередко страдал провалами памяти. Возможно, причиной этому был все тот же спирт, почти не содержащий свойственных для дешевой сивухи ингредиентов, лихо истребляющих клетки головного мозга.
Не без удовольствия допив кисель. Синяков поискал умывальник, но, так и не обнаружив его, покинул землянку.
Над Пандемонием стояла могильная тишина. Обугленный и иссеченный осколками столб, сразу вызвавший у Синякова весьма негативную реакцию, был сейчас свободен, а из ямы не доносилось ни единого звука. Надо думать, что испытания были временно прекращены по причине отсутствия подопытных объектов.
Невдалеке на своей самоходной коляске восседал Додик и в какой-то оптический прибор, не похожий ни на бинокль, ни на дальномер, рассматривал дальние дали.
— Проснулся? — осведомился он, не отрываясь от своего занятия.
— Если встал, значит, проснулся, — ежась от вечерней (как ему казалось) свежести, ответил Синяков.
— Всяк бывает. Вспомни институт. Случалось, что на первой паре мы ночные сны досматривали.
Тут только Синяков обратил внимание, что от чахлого леска, в котором они накануне маленький пикничок устроили, одни головешки остались.
— Пожар, что ли, случился? — удивился он.
— Нет, это наша работа. Мы ради профилактики все подозрительные предметы вокруг специальными растворами опрыскиваем. Позавчера вроде все нормально было, а вчера побрызгали на деревья чесночной настойкой, так некоторые из них аж визжать начали. Одним словом, бесы… Сумели-таки незаметно подобраться. Вот и пришлось на всей этой флоре крест поставить.
— Так ты говоришь, это вчера было? — с сомнением переспросил Синяков. — Сколько же я тогда проспал?
— Без малого сутки.
— Ничего себе… — Таких способностей за Синяковым раньше не водилось.
Ему не терпелось узнать последние новости, но как-то неудобно было сразу приставать к Додику с расспросами. Впрочем, тот, поняв состояние Синякова, испытывать его терпение не стал.
— Помнишь прапорщика, который тебя кашей угощал? — спросил Додик, отложив в сторону свой загадочный прибор.
— Конечно.
— Он при мне вроде как в адъютантах состоит. Человек, конечно, скользкий, но проходимец еще тот. Любое поручение выполнит, если только какая-нибудь выгода предвидится. Ему-то я и поручил про твоего сыночка справки навести. Сразу обрадую тебя. Жив он и здоров, а на службу определен в первую роту. Это считается правым флангом нашей обороны. Парень, по отзывам, толковый. Ведет себя достойно. А то есть такие, что сразу с ума сходят. Он уже и в дозор ходил, и в стычках успел побывать. Но…
— Что — но? — непроизвольно вздрогнул готовый к любым сюрпризам Синяков.
— По выражению моего порученца, пасут его. Надеюсь, тебе такая терминология ясна?
— Ясна.
— И исходит эта инициатива чуть ли не от самого комбата. А он мужик серьезный. Посторонних терпеть не может. Не приведи господь тебе ему на глаза попасться. Если классификацию бесов сопоставить с классификацией колдунов, то его возможности находятся где-то в районе класса "а". Короче, личность очень опасная. Да и по природе он человек тяжелый.
— Зато мотоциклист отменный, — вставил Синяков как бы между прочим.
— Ты разве знаешь его? — У Додика от изумления даже челюсть отвисла.
— А ты как думаешь, кто меня сюда доставил? Сначала обещал с сыном свести, а потом одного на погибель бросил. Вот будет сюрприз для него, если мы вновь встретимся.
—Не хочу вникать в ваши отношения, но, если произойдет конфликт, он тебя в порошок сотрет.
— Однажды уже пробовал, да не получилось. Потом сам еле очухался. Поэтому психологическое преимущество на моей стороне. А кроме того, друг дорогой, не так уж я и прост, как это тебе по старой памяти кажется. Пусть я заговорами не владею, зато меня вашей магией не пронять. Я, между прочим, даже в преисподней успел пару раз побывать.
— Рад за тебя… — По-видимому, Додику нужно было какое-то время, чтобы переварить эти новости. — Только хотелось бы знать, в чем суть твоих трений с комбатом.
— Суть матримониальная…С сестрой его я сошелся. Сначала вроде бы ничего серьезного, а потом привязались мы друг к другу. Вот он и встал на дыбы. Не гожусь, дескать, я ему в свояки.
— Да, дело несколько усложняется. Что же нам такое придумать… Честно сказать, причинить комбату какое-нибудь зло я не могу. Кишка тонка да и рука не поднимется. Здесь на нем все держится. Если его не станет, то завтра же бесы в наш мир проникнут. Выход один — договориться. Я, конечно, тут не авторитет, но кое-чем он мне обязан. Авось и выторгуем твоего сына.
— У меня на авось никогда не получалось, — вздохнул Синяков. — Ох, чую, не отдаст он мне Димку! А нельзя в те края тайком проникнуть? Чтобы свои карты раньше времени не раскрывать.
— Давай попробуем… Я придумаю какой-нибудь повод для визита на позиции первой роты. А там уже будем действовать в соответствии с обстоятельствами.
— Далеко это?
— Не очень. Правда, идти придется по сплошному бездорожью.
— Выдержишь ты?
— Постараюсь.
— На этой тачке и поедешь? — Синяков коснулся инвалидной коляски.
— Что ты! Она только по паркету и асфальту ездит. Да и аккумулятор жалко. Найдем носильщиков…
Похожий на пирата прапорщик, одинаково охотно отзывающийся и на имя Мансур, и на кличку Абрек, действительно оказался человеком пронырливым и пробивным.
Не прошло и часа, как он явился в сопровождении дюжины существ, не скрывавших своего бесовского происхождения. В присутствии хорошо снаряженных против них людей они вели себя довольно скованно и все время косились в сторону столба, возле которого лишились материальной оболочки немало их соплеменников.
Внимательно изучив каждого беса и, видимо, оставшись довольным результатами осмотра, Додик тоном римского патриция, обращающегося к самым распоследним варварам, произнес:
