— Тебе нужно мое тело? — похолодел от страха Смертин.
— Там сидят еще три. Зачем мне твое? Нам нужно идти к Радару, — повторил контролер.
— Никуда я с тобой не пойду, гнилой мутант, жри прямо здесь!
Алексея охватила ярость. Он бесился, потому что вообще не контролировал свое тело. Это было унизительно, умирать таким беспомощным.
— Гнилой мутант? — Никто и никогда не смеялся у стрингера в голове. — Мы с тобой оба принадлежим ей. Ты почти ничем от меня не отличаешься. Ты стал частью Зоны, даже не почувствовав это. Зона тебя обласкала. Она оказалась к тебе благосклонна намного больше, чем к сотням сталкеров, бродящих по ее пустошам, надеясь на единственный в жизни шанс. Они бы умерли от зависти, узнай, что она тебе подарила. Они бы рвали ногтями землю с вопросом «Почему не я?!».
— Что ты мелешь, тварь? Ловко ты меня… Давай уже жри, и покончим с этим!
Алексею вдруг стало все безразлично. Он не мог сопротивляться этому странному мутанту, поэтому захотел только, чтобы все быстро закончилось.
— Ты не понял, — контролер будто издевался над ним. — Мы же теперь братья. Вся Зона перед твоими ногами, потому что в твоей голове маяк. Ее маяк. Ваши врачи сказали бы, что это злокачественная опухоль. Но это маяк. Он не опасен для твоей жизни, если, конечно, Зона этого не пожелает. Ты давно уже можешь не бояться аномалий. Монстры тоже не посмеют тебя тронуть. Ты теперь ее. Радуйся, брат.
— По-моему, ты бредишь.
— Можешь проверить в любой «электре» или «трамплине»…
— А ты дашь?
Напрасно Алексей понадеялся, что сможет обмануть контролера.
— Дурак, я вижу все твои мысли… Дам, но только позже. Ты мне не веришь? Все-таки не веришь…
— Ты бы себе поверил, будь на моем месте?
— Слабый человек, которому улыбнулась удача…
Смертину показалось, что контролер вздохнул.
— Неужели ты думаешь, что смог бы тут выжить без ее ласки? Она всюду следовала за тобой по пятам, спасала, укрывала. А потом поняла, что ты все равно не способен выжить, поэтому сделала такой подарок. На минном поле у Периметра ты активировал семь противопехотных мин. Надеюсь, тебе понравилась моя маленькая шутка…
— Врешь!
— Я убил в тебе грибки лишая, отогнал химеру. А маяк остановил плотей и духа. Видишь, мы неотступно следовали за тобой. Ты все еще мне не веришь? Вижу… Веришь… От одного только Зона не может спасти — от людей. Если только убить их… Пойдем.
Контролер заставил Смертина встать и идти к Радару. «Монолитовцы» так и сидели, ничего не замечая. Кляп курил, а Бочка убаюкивал Жору.
— Отпусти, я сам. Я сделаю все, что ты хочешь, только отпусти, — взмолился Смертин.
— Дурак! Не надейся на ружье! Я же сказал, что все вижу, — повторил контролер. — Радар убьет тебя, поэтому я вынужден защищать твой разум. Сейчас будет немного неприятно…
Алексей почувствовал, как незримая пленка будто обволокла его сознание. Ему показалось, что мозг запаковали в какой-то мерзкий пакет, трущийся о кости черепа. Стрингер застонал.
— Терпи…
— Отпусти!
— Ты сам попросил.
Контролер слегка ослабил хватку. Алексею в голову ворвался гул антенн. В глазах потемнело, и он едва не потерял сознание.
— Верни! — пронзительно заверещал стрингер, сходя с ума от невыносимого чувства проникновения.
Пленка вернулась.
— Вот видишь, я же сказал, что не желаю тебе зла. Можешь звать меня Ка. Тебе будет проще, мое настоящее имя твой язык все равно не в состоянии выговорить.
Они вышли из чащи леса и направились к поваленному забору, медленно миновали останки блокпоста, обошли просевшие общежития. Из-под сапог кто-то разбегался. Смертин чувствовал инородное присутствие, но никого не видел.
Дверей в здании Радара не было.
— Зачем я вам, зачем Зоне? Я не просил никаких подарков?
Стрингер понял, что может шевелить рукой. Он засунул пальцы в карман и достал распятие Вика. Контролер шел впереди, поэтому ничего не замечал. Алексей быстро сократил расстояние и сунул крест прямо в морду твари.
— Жри!
В голове опять будто кто-то рассмеялся.
— Дурак! От кого ты хочешь себя спасти? От меня? Я уже доказал, что не держу тебя.
— Ты же мразь, может быть, и демон! Откуда я могу знать, кто ты! — бесился стрингер.
Ему казалось, что до этого распятие всегда его выручало. Он уже сам невольно поверил в теорию о дьявольской сущности Монолита.
— Я не то, что ты подумал, — продолжил контролер. — Хотя… Я не знаю. Может, вы и вправду считаете мой мир местом для ваших грешников. Им бы там понравилось. Грани между мирами такие узкие… Эта железка абсолютно меня не волнует, так что успокойся.
— Зачем вам все это? — повторил вопрос стрингер, не надеясь на ответ.
— Зоне нравится ваш мир. Ей нравится расти и становиться все более могущественной. Она пришла сюда не для того, чтобы чахнуть на жалком клочке суши. Зоне нужен ваш мир целиком, и она его будет поглощать. Этот процесс неизбежен. Но тебе повезло — ты уже ее часть.
За все время на лице Ка не дрогнул ни один мускул. Понятие «мимика» к нему было неприменимо.
Внутри лаборатории царили мрак и пыль. Бетонный пол покрыли истлевшие от времени советские противогазы. Сотни, может, даже тысячи. Под подошвами Алексея хрустело.
— Привел?
Смертин услышал знакомый голос.
— Привел, — молча ответил Ка.
— Привет тебе, сталкер.
Прямо напротив неуверенно переступившего порог Смертина сидел Семецкий, расслабленно облокотив руки на спинку поставленного задом наперед стула. В уголке губ сталкера замерла сигарета. Неизменная «Steyr» небрежно валялась на клавиатуре занимающего половину комнаты компьютера.
— Я не сталкер, — насупившись, ответил Алексей. — Я стрингер.
Семецкий рассмеялся:
— Нет, теперь уже сталкер. Ты же все-таки дорвался до сокровенного. Как и я в свое время. Сочувствую… Дела-то как?
— Хреново, — выдавил Алексей, размазывая по щекам хлынувшую из носа кровь.
Семецкий чиркнул знакомой «Zippo». Смертину показалось, что воздух в этом странном месте может вспыхнуть от малейшей искры, но все обошлось. В пронзительной тишине замкнутого помещения было слышно, как затрещал дешевый табак.
— Я тут у тебя позаимствовал, — показал Семецкий зажигалку.
— Оставь себе, дарю.
— Ну иди уже к своей цели, — напомнил о себе Ка. — Столько шел, а тут растерялся. Иди.
Стрингер давно забыл, зачем так рвался к Радару. Он здесь. Все позади. Как ни странно, не было того ликующего чувства, знаменующего окончание любого сложного пути. Только давящая грусть и легкий голод.
