— Думаю.
Очередной пассажирский модуль придет послезавтра, точнее говоря, уже завтра. Надо уносить отсюда ноги, покуда цел.
— О чем?
Цепочка ее влажных поцелуев медленно тянулась все ниже вдоль его живота.
— О том, что все нескладно и глупо.
— Не слушай меня. Я сумасшедшая дура. Все чудесно.
Язык Стасии принялся хозяйничать в его паху. Вздрагивая от наслаждения, он ерошил мягкий ежик ее волос. Двое сумасшедших в безумном диком мире, небывалый райский сад, ощетинившийся потайными микрофонами. Шли бы они все к черту, прозвучали мысленным эхом ее слова.
Ненадолго забывшись сном под утро, Кин проснулся легкий и звенящий, словно в жилах вместо крови текла газировка. Рядом свернулась клубочком Стасия. Глядя на ее совершенно безмятежное спящее лицо, он вдруг усомнился, насколько обоснованны его подозрения. Может быть, из-за обилия передряг в последние дни его обуяла чрезмерная мнительность и теперь неприятельские козни стали мерещиться на каждом шагу.
Но все-таки, вспомнилось ему, среди ночи кто-то пытался связаться с ней по интеркому, а она не стала отвечать на звонок. Это выглядело крошечным бунтом против ее здешних хозяев, но с тем же успехом могло быть и заранее условленным сигналом. За этим явно что-то кроется. Не говоря уже о переданной ею вчера утром записке, предостерегавшей насчет Ронча. С этой женщиной, подарившей ему потрясающую ночь любви, было связано слишком много вопросов без ответа.
Сквозь щель между плотных штор в комнату вонзалось яркое солнечное лезвие, наискось рассекая уютный сумрак. Потянувшись к столику, он взял свои наручные часы, они показывали одиннадцать минут девятого. Казалось бы, ощущение времени утратилось напрочь, однако внутренние часы в нужный срок просигналили ему побудку. Кин встал с постели и принялся одеваться.
— Который час, милый? — потягиваясь, промурлыкала сонная Стасия.
— Четверть девятого.
— О боже, опаздываю на работу! — всполошилась она, соскочила с тахты и босиком устремилась в ванную.
— Я пойду к себе! — перекрикивая щедрый плеск воды, сообщил ей через дверь Кин.
Выйдя в коридор, он увидел, что стоящий перед его дверью Ронч озабоченно стучит согнутым пальцем по косяку.
— С добрым утром, — окликнул его Кин.
Квадр-офицер вздрогнул, повернулся к нему всем корпусом и с нескрываемым облегчением вздохнул.
— Ах, вот вы где! — прямо-таки просиял он. — А я забеспокоился, думал, не случилось ли чего…
— Все в порядке, — заверил Кин, отпирая дверь.
— Я подожду, пока вы переоденетесь…
— Да чего там, заходите, присаживайтесь.
Мысленно Кин продолжал гадать, для чего понадобилось залучить его на ночь к Стасии. Чтобы провести обыск, оставить засаду или подложить взрывное устройство, вовсе не требовалось прибегать к таким ухищрениям. Его интуиция безнадежно буксовала, порождая зябкую неуверенность. На всякий случай он решил пригласить своего телохранителя войти. После дурацкого обыска, которому его подвергли в день прибытия на Тангру, Кин не оставлял на своих вещах контрольных ниточек, резонно полагая, что повторная попытка такого рода вряд ли произойдет. Он окинул беглым взглядом комнату. Внешне все было в порядке, похоже, в его отсутствие никто сюда не наведывался. Вошедший вслед за Кином Ронч деликатно присел на краешек стула.
— Ящеры опять появились, — выложил он главную новость, расстегивая бронекостюм на груди. — Опять их там тьма-тьмущая. Что-то странное творится, никогда раньше они таких финтов не выкидывали.
— Посмотрим, чем это кончится, — отозвался Кин, доставая бритву.
— Ничем хорошим это кончиться не может, — заунывно предрек Ронч. — Кстати, вы, наверно, еще не знаете, что Нариман погиб?
— Что вы говорите? И когда это случилось?
— Вчера вечером, после ужина. Тещин язык набросился со спины, рядом шли еще двое ребят из его отдела, но они ничего сделать не успели.
— Прискорбный случай, — размеренно орудуя бритвой, промолвил Кин.
Он сразу вспомнил Харагву, дразнившего в своем зверинце тещин язык ладонью, и с леденящей четкостью ему вдруг представилось, как жуткая тварь, протаранив бронекостюм, вгрызается между лопаток и впрыскивает едкую струю желудочного сока.
— Надо же было Нариману так напороться, — посетовал Ронч, теребя усы. — Вчера ведь все твари как в увольнение подались, вот уж не повезло ему.
— Зато повезло этому ублюдку Тарпицу, — пробормотал себе под нос Кин. — Теперь его можно поздравить с повышением в должности.
Встрепенувшийся при этих словах квадр-офицер предостерегающе поднес палец к губам, затем оттопырил ухо ребром ладони, давая понять, что комната прослушивается. В ответ Кин пренебрежительно поморщился и махнул рукой.
— А вообще говоря, Нариман же вечно пьяный ходил, реакции никакой, далеко ли тут до беды, — рассудил Ронч.
Сняв штатский костюм и надев мундир, Кин облачился в бронекостюм.
— Пойдем на завтрак, — сказал он, застегивая портупею.
Утро выдалось погожее, однако сильный ветер усердно гнал по яркому небу разрозненные клочки облаков, а с юго-запада на поселок свинцовой стеной надвигались тучи.
— Похоже, опять будет гроза, — проронил Кин.
— Хорошо бы, — отозвался Ронч. — Тогда уж точно без массовки обойдется.
По рыжим склонам ближних гор пестрела знакомая красная сыпь, словно ящеры и не уходили никуда. Над обоими концами ложбины снова тревожно зависли два вихрелета, вдоль заграждения по периметру поселка сновало не меньше полусотни патрулирующих фабров.
— Какая сегодня обстановка? По пути ко мне вам экзоты попадались? — спросил Кин, озираясь.
— Двух портянок шпокнул, ничего особенного пока.
На повороте дорожки Кина с Рончем обогнала Стасия, она чуть ли не бегом спешила к зданию столовой.
— Э, э, осторожней! — крикнул квадр-офицер ей вдогонку. — По сторонам надо поглядывать!
Та, не оборачиваясь, отмахнулась от непрошеного советчика.
— Втычки от начальства за опоздание боится, — прокомментировал Ронч. — А что таким вот кандибобером запросто можно на портянку напороться, этого она не боится.
— Ничего страшного, вон фабры неподалеку, — успокоил его Кин. — В случае чего прикроют.
Действительно, по испещренной подпалинами многострадальной лужайке возле столовой шагали, растянувшись цепочкой, четверо фабров с ружьями на плече, не обнаруживая ни малейших признаков беспокойства.
— Если позволите, я вам кое-что скажу, — немного помявшись, произнес Ронч. — Насчет Стасии.
