Надо сказать, что солидные граждане нередко заходили в «супермаркеты», где можно было мешками набирать всякие горшочки, коробочки, коврики, красивые загогулинки для развешивания на стенах, бусики, запонки и тому подобное. А мы, в свою очередь, любили ошиваться в их салонах, благо это не запрещалось. Взять мы там ничего не могли, зато глазеть и мечтать – сколько угодно.
В такой салон мы и заглянули, сойдя с немноголюдной вечерней улицы. Я тут же залюбовался переносным радиотерминалом – симпатичной вещицей размером с книгу. Сразу подумал, что подкоплю уцим до следующего холо и обязательно возьму такой. Буду смотреть программы по дороге на службу. Щербатин куда-то отошел и пропал среди полок.
Я внимательно осмотрел механизм для открывания штор с голосовым управлением, набор светящихся пуговиц, несколько моделей домашних роботов-помощников, музыкальный браслет и светильник с бесформенными фигурами, шевелящимися в запаянной колбе. Я подумал, что посещение салонов должно вырабатывать в гражданах особое рабочее рвение и желание социального роста.
И тут я наткнулся на Щербатина. Он стоял перед витриной, изумленно хлопая глазами.
– Беня... – пробормотал он и ткнул пальцем перед собой. – Вот.
У меня тоже округлились глаза. На полке стояли прямоугольные ящики с землей. А из земли поднимались до боли знакомые стебли с длинными листьями, окаймленными бордовой полосой. Ошибка исключалась, мы видели самую настоящую водавийскую капусту.
– Я сначала подумал, что брежу, – вымолвил наконец Щербатин.
– Тихонько оторвем по листику? – предложил я.
– Не вздумай!
Служитель заметил наш интерес к цветочным горшкам и подошел, вежливо поклонившись.
– Это очень редкое растение, – сказал он. – Доставлено из системы УС-2, той самой, где добывают стеозон. Говорят, оно растет на месторождениях и впитывает жизненную силу...
– Не объясняй, – напряженно проронил Щербатин.
– К каждому растению прилагается сувенир – национальное оружие аборигенов, водавийский клинок. – Служитель вытащил из-за ящика тоненький серебристый ножичек с алым камнем в рукоятке, такой крошечный, будто его сделали из расплющенного гвоздя. Мы со Щербатиным не удержались от снисходительной усмешки.
– Если интересуетесь, то я проверю ваш социальный номер и...
– У нас шестое холо, – внес ясность Щербатин.
– Ах, вот оно что... – Служитель тут же спрятал любезность. – Разве вы не видели, что стоите на красной линии?
Он хотел уйти, но Щербатин его задержал.
– Постой, дружок. Все-таки нам очень нужны эти кустики. Может, договоримся?
– В каком смысле? – насторожился служитель.
– В каком угодно. Что, если мы возьмем такой ящик на двоих? А в следующий раз пропустим право отовариваться. Или подарим тебе. В общем, поищем вариант.
– Не думаю, что правила допускают... – пробормотал служитель, с сомнением качая головой.
– А зубочистку оставь себе. – Щербатин кивнул на «клинок». – Бери прямо сейчас, дарю!
В глазах служителя блеснул интерес. Он тщательно осмотрел нас с головы до ног, словно просканировал. Не исключено, что ждал какой-то подлости. Затем повертел ножичек в руке. Несмотря на чрезмерную миниатюрность, это была все же красивая дорогая штучка.
– Вы уверены? – проговорил он, раздираемый сомнениями.
– Значит, договорились, – улыбнулся Щербатин. – Мы можем забирать цветок?
– Знаете что... – Служитель задумчиво пожевал губы. – Забирайте два. Только второй клинок, конечно, тоже оставьте мне.
* * *
С замирающими сердцами мы мчались домой. Тяжелые ящики с капустой мы прижимали к себе, не доверив их багажнику машины. Щербатин ревностно следил, чтобы я от нетерпения не отхватил листок-другой. Осмотрев хорошенько свое растение, он сказал:
– Сукин сын, что он нам дал? Гляди, листья по краям уже сохнут.
– Наверно, нужно поливать и ухаживать.
– Дома внимательно с этим разберемся.
– Да, конечно. Только сначала сжуем по листику и сразу начнем разбираться. У меня чуть ли не спазмы, честное слово.
Мы взбежали по лестнице, зашли к Щербатину и осторожно поставили ящики на стол. Сами сели рядом, не отрывая от них взгляда. В настроении была какая-то торжественность, волнение, предчувствие нового. Наверно, так приносят в дом новорожденного. Кто бы мог подумать, что небольшой кустик, торчащий из земли, может вызвать столько переживаний!
– Итак, – проговорил Щербатин. – Для начала скушаем по листочку. Будем делать это медленно и печально, словно играя на скрипке.
– За дело!
Мы попробовали, переглянулись, и в наших глазах загорелось одно только слово – да! Это было то, что нам нужно. То, чего нам не хватало все эти долгие дни. И про скрипку Щербатин не зря ввернул, потому что в душе у каждого из нас словно заиграла музыка.
Всего один капустный листик, а жизнь изменилась. Все стало как-то легче и светлей. Правда, не терпелось сорвать и проглотить следующий, но надо держаться.
– Беня, – проговорил Щербатин, чуть нахмурившись. – Это мы сожрем за неделю, а дальше что? Опять пойдем клянчить в магазин?
– Я куда угодно пойду.
– Это понятно, но в другой раз может не повезти. Капуста должна расти и размножаться.
– Как? Предлагаешь засеять газон?
– Можно и газон. Погляди, вот тут, должно быть, завязываются цветки, а значит, будут и семена.
– Но надо ждать, пока они зацветут и осыпятся.
– Будем ждать. Лучше один раз потерпеть, зато потом не знать нужды.
– Я согласен, но... – Я вздохнул. – Ждать не хочется.
– Чертовы ивенки, – пробормотал Щербатин. – Посадили нас на эту капусту, словно на героин.
– И потом, мы не знаем, как ее растить. Мы не знаем, как ее поливать, как ее удобрять, рыхлить... что там еще? А если сдуру загубим? А где найти хорошую почву, если тут даже в газоне асфальт со щебнем?
– Думаю, если в магазине она не сдохла, то и у нас как-нибудь приживется.
И тут я услышал, как открывается дверь. Щербатин вдруг напрягся, попытался встать, но так и остался на месте. Затем вымученно улыбнулся.
– Это пришла... пришел мой... моя домашняя помощница, – проговорил он с наигранной небрежностью. Но я ясно увидел, что он немного взволнован.
Вошла невысокая девушка с темными волосами и челкой, почти закрывающей глаза. Заметив меня, она смутилась и невольно сделала шаг назад.
– Заходи, Лисса, – сказал Щербатин.
И тут я понял причину его смущенного вида. Я узнал эту девушку, хотя на ней теперь была обычная пролетарская роба бледно-сиреневого цвета.
– Официантка! – проговорил я.
– Она не официантка, она Лисса, – поправил меня Щербатин.
Он взял ее за руку и притянул к себе. Девушка стеснялась, она смотрела в пол и, похоже, не желала со мной знакомиться. Наконец она высвободила руку, шепнула что-то Щербатину и вышла, тихо закрыв дверь.
